— Не преувеличиваешь?
— Нисколько. Конечно, меня вряд ли сдадут в покойную управу: скорее, полоснут по горлу да столкнут в реку, но чем аглис не шутит? Если этот любопытный дяденька захочет принять участие в играх политических, в моём лице у него на руках неслабые козыри.
Скорп расслабился и совсем оплыл в кресле, став похожим на брошенную и забытую хозяйкой куклу.
— Пожалуй, ты прав. Война не нужна ни императору, ни народу империи.
— Но она может начаться.
— Ты же только что обещал уладить всё миром? — В голосе Кэра послышалось ехидство.
— Обещал — сделаю. Но даже способный закончить сражение, не начиная его, полководец всё же должен составить план боевых действий. А для этого мне нужны сведения.
— Какого рода?
— Твоё состояние: причина, развитие, последствия?
Скорп позволил себе потратить немного сил на то, чтобы пошире распахнуть веки:
— Зачем тебе всё это?
— Затем! От любого недуга есть лекарство.
— Кроме одного. Смерти.
Удивительная осведомлённость! Я выпрямился и скрестил руки на груди, принимая позу недовольного нерадивостью школяров учителя:
— Твои личные впечатления меня не интересуют.
— Что так? — Кэр прикрыл один глаз, от чего выражение бледного лица приобрело насмешливый вид.
— Я не шучу. Каким ядом тебя отравили?
— Откуда ты знаешь, что это был именно яд?
— Оттуда! Или отсюда, какая разница?! Хватит играть в прятки! Или скажешь, или...
Искренний интерес:
— Или?
— Её высочество будет предоставлена самой себе. С сегодняшнего же вечера.
Некрасиво шантажировать больного человека? Весьма некрасиво. Непременно буду себя стыдиться, но несколько позже. Когда этот самый больной человек перестанет придуриваться и начнёт отвечать на вопросы.
Я угадал: возможность того, что принцесса останется без присмотра, оказалась достаточной причиной для откровенности.
— Хорошо. Всё равно, ничего не изменится... Видел ту девицу, с причёской, словно кисель? Хорошенько рассмотрел?
— Не слишком.
— А жаль, потому что до сегодняшнего дня считалось, что их больше нет.
— Кого «их»?
— Гаккаров.
Гаккар... Такое впечатление, что я уже мельком слышал это слово. Но где и когда?
— Кто это такие?
Скорп качнул головой:
— Я и сам мало, что знаю. Но эти существа использовались для борьбы с магами. Очень давно, несколько сотен лет назад. И считалось, что они полностью вымерли.
— Конечно, не собственной смертью?
— Конечно, — он попытался улыбнуться, но гримаса получилась грустная. — Их уничтожили после подписания мирного договора. Собственно, уничтожение было одним из условий мира.
— Понятно. Оставим в покое прошлое и вернёмся к настоящему: раз уж сие чудо оказалось рядом с нами, объясни, что именно оно с тобой проделало.
— Я не знаю.
— Как это, не знаешь?!
— Именно, что не знаю, — скорп прижался затылком к спинке кресла. — Всё, что могу сказать: она дохнула в меня.
— Дохнула?
— Ну да. А как только её дыхание достигло меня... Я умер.
— Постой! Умер? Насколько я могу судить, мертвецы не двигаются и не разговаривают, если, конечно, над ними усердно не поработает некромант, но дяденьки с костяным посохом и кровавыми жертвоприношениями ни в кабинете, ни за его пределами не наблюдалось. Это шутка? На мой взгляд, неудачная.
— Нет. Я, в самом деле, умер. Почти. Точнее, любой другой маг на моем месте был бы уже трупом, а мне... Можно сказать, повезло.
Начинаю понимать, куда он клонит: цеховые секреты и всё прочее. Не горю желанием их узнавать, но придётся.
— В чём заключается везение?
Кэр с минуту смотрел на меня, словно раздумывая, стоит ли доверять непосвящённому знания, не подлежащие разглашению, но потом, видимо, окончательно осознал значение собственных слов о смерти (как известно, покойники вправе не хранить тайны, доверенные им при жизни) и пояснил:
— В том, что моё тело способно запасать Силу впрок.
Занятно. До сих пор думал: живому существу подобное осуществить невозможно. Но разве дело только в этом?
— Допустим. И?
Но скорп вместо того, чтобы продолжить рассказ, распахнул глаза:
— Тебя не удивляют мои слова?
Начинается... Да мне плевать, что, как и где ты копишь! Откуда такая любовь к нагнетанию напряжённости?
— Это замечательно. Это чудесно. Это восхитительно, наконец. Но, аглис меня задери, я всё ещё ничего не понимаю! И не пойму, пока ты не перестанешь ходить вокруг да около!
— О, прости... Всё время забываю, что ты не маг.
— Вспомнил ещё раз? Хорошо. И что дальше?
— В отличие от полуодарённых маги постоянно поддерживают связь с Потоком, понимаешь? Поддерживают собственным телом, а не иными ухищрениями. Поэтому мы всегда и назывались «одарёнными». Получившими в пользование драгоценный дар. Если связь разрывается, маг умирает. Такова плата за могущество.
— Умирает? Но как маги тогда вообще появляются на свет? Или ты хочешь сказать, даже младенцы умеют обращаться с Потоком?
— Конечно, нет. Мы учимся. Трудимся. Совершенствуемся. Но когда достигаем назначенного нам уровня, уже не можем повернуть назад. Это как...
— Сарса?
— Вроде того. Только ещё хуже: от дурмана можно избавиться, пусть и путём великих жертв, но тело мага, лишённое доступа к Силе, не способно жить.
Вот как? И скажите мне тогда, почему неодарённые завидуют одарённым? Знали бы они... Стойте! Из всего сказанного следует, что...
— Сейчас ты отрезан от Потока?
Скорп смежил веки:
— Да.
— Но как это стало возможным?
— Я же сказал: не знаю. Помню, старый наставник говорил мне, что единственный способ справиться с гаккаром, убийцей магов, это не подходить к нему близко. Большего он не рассказывал.
— Наверное, потому что сам большего не знал.
— Наверное.
Я потёр нижнюю губу костяшками пальцев.
— Значит, этот самый гаккар каким-то образом может разрывать связь мага с Потоком... Что, собственно, и было проделано. Но поскольку в твоём теле было накоплено некоторое количество Силы, ты остался жив. И как долго будешь оставаться?
Кэр улыбнулся:
