Спасло его то, что к моменту срыва Ренат успел выбрать пару лишних метров веревки, иначе Илья, пролетев в свободном полете почти двадцать метров, ударился бы о полку, с которой его страховали. Понимая, что он не разбился насмерть только благодаря Ренату, Илья тем не менее продолжил восхождение. Особого страха перед горой он не испытывал. Вот только срываться ему больше не хотелось, поэтому он стал бить крючья намного чаще, чем до срыва.
Сознание человека обычно блокирует мысли о возможности собственной смерти. Все знают, что, появившись на этот свет, мы обречены когда-нибудь уйти туда, откуда уже нет возврата, но стараются не думать об этом. Для альпинистов, которые сознательно рискуют жизнью ради удовольствия насладиться красотой гор и победой над неприступными для простых смертных вершинами, мысли о вечности не так уж редки, но, вдыхая разреженный горный воздух – воздух абсолютной свободы, они, невзирая на подстерегающие их опасности, стремятся в горы – в этот уникальный храм природы с куполом во все открытое небо.
После восхождения на вторую зачетную 5А Илья вдруг слег с высокой температурой, но ни один доктор не смог поставить ему правильный диагноз. Ну, печень чуть увеличена, а так вроде все в норме. Илью это остановить не могло. Он рвался в памирские горы (как же это сборы пройдут без него?) и отнесся к невесть откуда взявшейся неизвестной болезни как к временному недомоганию. Экспедиционный врач подозревал пневмонию, но Илья принес справку из физдиспансера, что никакого воспаления легких у него нет. Вместе со всеми он поехал на Памир, не подозревая, что у него началась первая стадия «желтухи» – вирусного гепатита. Ударной дозой антибиотиков ему удалось сбить высокую температуру, но самочувствие от этого не очень-то улучшилось.
Перелет в Душанбе он перенес тяжело. У него опять поднялась температура, но не привыкший жаловаться Илья старался держаться бодро и рвался носить грузы в базовый лагерь, разбитый на высоте 4200 метров, наравне со всеми.
Пик Энгельса был первым в жизни Ильи шеститысячником. Восхождение на него не заладилось с самого начала. Руководитель и главный тренер экспедиции Григорий Артеменко включил в их группу Катерину Кузнецову, скалолазку из сборной города. Катерина хоть и неоднократно выигрывала чемпионат города по скалолазанию, но альпинисткой была слабой.
Илья вообще был убежденным противником того, чтобы брать женщин на восхождения выше третьей категории сложности, поэтому он сразу заартачился, протестуя против участия Катерины. Однако Артеменко был непреклонен. Илье пришлось подчиниться и пойти на восхождение с Кузнецовой, которую он воспринимал как обузу. Его мрачные предчувствия не замедлили подтвердиться: Катерина выдохлась еще на подходе.
Группа с первых же часов стала выбиваться из графика, пройдя ледник не за один световой день, как планировалось, а за два. Пять альпинистов – Илья в связке с Ренатом, Юрий Борисенко с Всеволодом Грищенко и Катериной Кузнецовой – ползли, еле переставляя ноги. Юрий Борисенко, тридцатишестилетний кандидат в мастера спорта по альпинизму, руководил группой. Илья с Ренатом были самыми молодыми ее участниками.
На второй ночевке Илья поставил перед капитаном команды вопрос ребром: группа к восхождению не готова, нужно поворачивать назад. Понимая, что Илья прав, Борисенко, который чувствовал себя далеко не лучшим образом (высота авантюризма не терпит), колебался… Но тут подала свой заморенный голос Катерина:
– Че вы, мужики, сачкуете, над вами же весь лагерь смеяться будет! Вы идите, а я вернусь в лагерь сама…
– Юра, ты в своем уме?! – настаивал на своем Илья. – Как можно бабу одну отпустить на ледник?
Борисенко, явно не годившийся на роль лидера, сник. С одной стороны, ему очень хотелось заполучить в книжку альпиниста запись о руководстве восхождением категории сложности 5А (выше шести тысяч метров меньше категории не бывает, высота сама по себе уже сложность, и группа вскоре в этом жестоко убедится). С другой стороны, он вынужден был признать, что, бесспорно, Илья прав. Катерине нужно бы кого-то выделить в сопровождение. Но тогда группа разваливается, ведь по правилам советского альпинизма группе, в составе которой меньше четырех человек, на высотное восхождение идти нельзя.
Борисенко уже было согласился с Ильей, что надо отказаться от восхождения и всем возвращаться в базовый лагерь, но тут к ним подошел Волченков, проверяющий от федерации альпинизма СССР из Москвы. Он сам предложил отвести Катерину вниз.
От бабы, которая на корабле, как известно, к несчастью, избавились, и теперь, казалось, ничто не помешает им взойти на пик Энгельса. Но у природы свои законы, и они явно были не на стороне команды. Мало того что Артеменко отправил на высотное восхождение группу без каких-либо средств связи (все радиостанции забыли в Харькове), так еще и не было четко оговорено контрольное время возвращения их группы в базовый лагерь. Четверка альпинистов шла на свой страх и риск, и, случись что, помощь в лучшем случае могла подойти только дня через три.
Илья, испытывая дикую головную боль, плелся наравне со всеми, пять шагов вверх – минута отдыха, еще пять шагов – и снова отдых… Шесть тысяч – высота коварная, сказывалось отсутствие нормальной акклиматизации. На предвершинный гребень вышли, когда уже окончательно стемнело. На пронизывающем ветру кое-как поставили палатку. Беспокойная ночь прошла почти без сна. Практически ничего не ели. Организм не принимал даже такой проверенный на высоте продукт, как сало. Открытая банка сгущенки вызывала лишь приступ тошноты, и весь их ужин в ночь перед выходом на вершину состоял из разделенной на четверых таранки да по глотку бледно заваренного чая из талой воды.
Ночью в продуваемой всеми ветрами палатке было очень холодно, поэтому рассвет альпинисты встретили с облегчением. Солнце – это жизнь… Но… Почему так странно ведет себя капитан?
– Юра, что с тобой? – спросил Илья, забыв о собственном недомогании.
– Все нормально… – с трудом разлепив губы, прошептал Борисенко.
– Какой на фиг нормально, если ты самостоятельно повернуться не можешь! – не на шутку встревожился Илья.
– Ничего… Наверное, с желудком что-то…
Ренат с Севой, натягивая на ноги промерзшие за ночь вибрамы, беспокойно посмотрели на капитана.
– Юр, ну это… ты потерпи маленько, вершина же вот, триста метров отсюда – рукой подать! Мы быстренько сбегаем, поменяем записку – и обратно. Когда еще сюда попадем? – начал уговаривать капитана Сева Грищенко. Ему очень нужно было это восхождение, а тут из-за болезни старшего группы перспектива получить долгожданный первый разряд по альпинизму таяла на глазах.
– Вы что, совсем охренели – вдвоем идти! – возмутился Илья.
– Почему вдвоем, а ты? – недоуменно спросил Ренат.
– Я останусь с ним! – Илья кивнул в сторону Борисенко, который в этот момент отключился.
– Э, Юр, ты это чего? – тормошил капитана Сева.
Борисенко очнулся и затуманенным взором посмотрел на Севу.
– Мы же не на Эвересте! – Сева принялся горячо убеждать плохо соображавшего капитана Борисенко. – Вон, Бершов с Туркевичем оставили на восьми тысячах обмороженного Мысловского с Балыбердиным и ночью на Эверест шустро сбегали, теперь герои на весь мир, а у нас только утро и вершина всего-то шесть пятьсот!
