— Орео,[8] — провозгласила Эли, засовывая печеньице себе в рот. — Хочешь? — спросила меня она, проглотив свое.
Я взяла предложенное печенье и обвела взглядом кухню.
— Тянет? — спросила я.
Эли безнадежно пожала плечами.
— А где стейк? — был мой следующий вопрос.
Не важно, к чему тянуло Эли, но стейк в этом доме присутствовал всегда. Ребенок превратил ее в существо плотоядное, и Эли, которую восемь месяцев назад выворачивало наизнанку при одном виде стейка с кровью, сейчас ела их ежедневно. Такова была цена — быть беременной обром. Это да еще кое-что: вместо того чтобы пинаться, как все нормальные дети, сын Эли менял формы. Месяца два назад я пошутила, сказав, что можно будет билеты продавать чтобы посмотреть на ее живот в полнолуние. И сейчас, когда рождение ребенка неотвратимо приближалось, это, по правде сказать, было уже совсем не смешно.
— Со мной все будет в порядке, — сказала Эли, протянув ко мне руку, чтобы похлопать по плечу.
— Ты всегда так делаешь, — вздохнула я. — Как будто читаешь мои мысли. — Вообще-то я полагала, что это прозвучит как жалоба, но вышло очень ностальгически, как будто я собиралась с нежностью вспоминать эту привычку Эли, когда ее больше не будет с нами.
— Со мной все будет в порядке, — повторила Эли. — Ты меня знаешь, Брин. Я никогда в драке не отступала.
Никогда — это точно. До того как Каллум сунул меня на попечение Эли, она не была членом стаи. Она тогда только-только поняла, что оборотни существуют на самом деле и что они чаще берут человеческих женщин себе в подруги, чем не берут. Ради сироты, которую она до того момента даже в глаза не видела, Эли отказалась от собственной жизни и решила ответить на вызов судьбы. Она приняла Отметину Каллума и справилась с ней, изолировав себя — и меня, конечно, — от всего того, что она влекла за собой. На сотню миль в округе не было ни одного обра, которому она не была бы готова вцепиться в глотку, защищая меня. Включая Каллума. Я думаю, что именно поэтому он отдал меня Эли, а не кому-нибудь из обров. Каллум сделал ее членом стаи для того, чтобы Эли могла заботиться обо мне. Он знал, что она не будет подвергаться влиянию иерархического принципа организации поведения[9] и не будет мириться с кем-либо, кто захочет испортить мне жизнь только потому, что достаточно доминантен и полагает, что может это сделать.
— С тобой все будет в порядке, — сказала я, повторяя слова Эли.
Я в это верила. На самом деле. Я просто кое о чем забыла. Забыла о том, что видела, как многие женщины умирали во время родов. Оборотни женского пола очень редки, а человеческие тела не предназначены для того, чтобы вынашивать их детенышей.
— Где Кейси? — спросила я, меняя тему разговора в надежде, что мои мысли сделают то же самое. — Не в его правилах не являться к ужину.
Муж Эли любил поесть. Еда плюс Эли — это значило, что Кейси должен был находиться здесь, и хотя я еще не совсем привыкла к тому факту, что мы с Эли больше не одни, или к мысли о том, что, когда я сплю, рядом в гостиной спит взрослый обр, отсутствие Кейси было для меня фактом очень и очень даже странным.
— Сегодня вечером Кейси дома не ужинает, — сказала Эли. — Ну-ка, попробуй это.
Я была так поглощена попыткой объяснить себе, почему это Кейси «не ужинает дома» и тем, что сказала мне Эли, что едва не позволила сунуть мне в рот то, что она предлагала. В последнюю секунду я очнулась и поняла, что мне точно не хочется того зелья, которое Эли, влекомая своими внутренними позывами, варила на кухне, даже самой его малости.
— Много потеряла, — сказала Эли, отправляя в рот ложку варева, в котором явно содержались ореховое масло и соус маринара, которые я учуяла раньше. И закусила это печенькой.
— Меня сейчас стошнит, — сказала я, подавляя позыв к рвоте и на этот раз совсем не придуриваясь.
— Это все часть моего генерального плана, — ответила Эли. — Внутренние позывы — это самое простое извинение беременной женщины за то, что всех, кто находится рядом с ней, тошнит так же, как и ее.
— Эли, ты отвратительна.
Она улыбнулась и с невозмутимым видом отправила в рот еще одну ложку:
— Я знаю.
Я решила поискать помощи в холодильнике и рылась в нем до тех пор, пока не нашла что-то съедобное. Сунув коробку с едой в микроволновку, я снова обратила внимание на Эли, которая очень неплохо умела отвлекать мое внимание, но только не сегодня.
— Твой муж не пришел домой к ужину, хотя он от тебя на три метра не отходил с тех пор, как пошел седьмой месяц. Каллум начал заставлять меня соблюдать комендантский час и отрядил целую команду, чтобы присматривать за мной. Ты шутишь про беременных, отвлекая внимание, чтобы я не задавала вопросов. — Свои наблюдения я отмечала, загибая пальцы на руке. — Что-то происходит.
— Не могла бы ты, в виде особого для меня одолжения, не совать везде свой нос? — спросила Эли.
Я сосредоточилась на разогреваемом в микроволновке Биг Маке с сыром и ничего не ответила.
— Я не это имела в виду, — вздохнула Эли. — А если я скажу, что очень устала, что меня все раздражает и что я очень и очень беременна? А если я скажу, что мне действительно нужно, чтобы ты сделала это ради меня, потому что еще одного стресса сейчас для меня будет слишком много?
Это был удар ниже пояса, и Эли это знала. Я не хотела беспокоиться за нее, и она не хотела, чтобы я за нее беспокоилась.
— С тобой все будет в порядке. — Я попыталась ответить так, как бы ответила, если бы меня это совсем не трогало. — А когда ты предлагаешь, чтобы я держалась от всего этого подальше, то я еще больше хочу во всем разобраться. Совершенно очевидно, что это дело стаи и, должно быть, здесь скрывается какая-то опасность, иначе Каллум не затеял бы всю эту возню с «тревожным предупреждением». Но слишком опасным это быть не может, потому что здесь замешан Кейси, а Каллум никогда бы не стал им рисковать, когда до твоих родов осталось всего ничего.
Эли ничего не сказала. Я попыталась понять что-нибудь по ее лицу, но она обладала способностью, сравнимой разве что с умением Каллума, глубоко прятать свои эмоции.
— Ты на самом деле хочешь, чтобы я этого больше не касалась? — тихо спросила я. Я не могла рисковать, чтобы не сделать Эли больно, даже несмотря на то что мы обе хотели притвориться, что ничего плохого не происходит и не может произойти.
— Да, Брин, вроде того.
— Ладно, — согласилась я. — Не буду этого касаться… пока. Но это не значит, что мне все это нравится, и как только ребенок родится, я сделаю себе тату, проткну пупок и убегу в Мексику кое с кем, кого ты совсем не знаешь.
