Так и подмывало Алексея показать то место, где именно никого не было! Но он лишь безнадежно махнул рукой, затем обнял жену, положив ее голову себе на грудь, и обреченно произнес:
– Ладно, спи давай! Чего уж теперь!
А утром уехал, и не было его три дня. Первый день Ксении весь прошел в хлопотах. Надо было застирать простыню и высушить ее, чтобы свекровь не видела. Помогла Павлинка. Но свекрови доложила. Та отнеслась милостиво, узнав, что невестка пришла в ее дом девушкой. С тех пор называла Ксюшу только дочкой. А следующие два дня Ксюша металась, не находя себе места:
– Я ему не понравилась! Не хочет меня видеть…
Павлинка видела, как мается невестка, пыталась ее успокоить:
– Ксюня, ты так не переживай. Он, бывало, и по неделям домой не приходил. Дел много, он же на весь район… – Павлинка запнулась и то ли с гордостью, то ли с осуждением закончила:
– …один такой у нас.
* * *
Алексей действительно в это время мотался по району, проверял списки отправляемых в Германию, рассматривал жалобы, принимал в ряды полиции желающих служить немцам. Последние, принимая Бойчука за своего, поносили коммунистов и их власть в ожидании от Алексея одобрения и скорого продвижения по службе. Но голова его была занята своими, теперь уже семейными делами. Мучила мысль, что скверно он поступил с этой девицей, а теперь уже женой. На следующей неделе их зарегистрируют в сельсовете, он уже договорился. Тогда сможет убрать ее фамилию из списка отправляемых в Германию. Не предполагал Алексей, что хомут на его шею как-то сам собой оденется. Во-первых, ему нельзя себя связывать никакими узами. Правда, подписки он не давал, но это само собой разумелось. По первому зову, приказу он может исчезнуть для родных… Ну, что ж? Сказала же матушка: «Планида такая».
Не думал Алексей, что обычная девушка, ну, симпатичная, сможет целиком завладеть его сердцем. По-видимому, навсегда. А главное, что и она, получается, только его одного ждала! Вон за эту ночь родной стала! Хотя девчушка еще совсем молодая.
Бойчук отогнал от себя тревожные думы. По жизни он был легким человеком, долго смуту в душе не держал. Вполне вероятно, что это качество было учтено при определении его дальнейшей деятельности. А сейчас ему надо зайти к гадалке Нюре. Она жила в Зорянском, откуда Алексей вывез свою Ксюшу. Кроме гадалки, другого начальства у Бойчука не было. Перед приходом немцев ему было указано лишь одно место, где он мог оставить заслуживающую внимания новость или получить указание. Признаться, он до сих пор не принимал всерьез эту гадалку. До войны она работала завхозом в школе, и величали ее Анна Кирилловна. В миру, особенно для школьников, – теть-Нюра. Когда впервые Алексей зашел к ней и обратился по имени отчеству, женщина ворчливо отмахнулась:
– Нюра я! Гадалка. Можно – баба Нюра!
Тогда Бойчук понял, что это серьезнее, чем он думал. Баба Нюра изъявила желание гадать господам офицерам. Так и сказала:
– Подскажи своему начальству, что я угадываю судьбу хоть по руке, хоть по картам. А мне все выгода – может, кусок рафинада кто оставит.
Баба Нюра лихо управлялась со своей специальностью, и со временем стали к ней иногда парами (если нужен был переводчик), а то и втихаря друг от друга шастать солдаты и даже офицеры. Промышляла она и самогоном. Шнапс бабы Нюры пользовался популярностью у немцев.
Алексей знал твердо: если у него происходило что-то непредвиденное, он обязан донести это до Нюры. Что он сегодня и сделал. Гадалка как раз провожала посетительницу, напутствуя на дорогу:
– Степанида, казенный дом – это неплохо. Лежит где-нибудь парень в лазарете, подлечивает здоровье. Жди, на побывку приедет, там же шестерка червонная выпала, это к дороге.
Увидев Бойчука, баба Нюра запричитала:
– Давно, милок, не заходил. Садись, погадаю!
Дверь закрыла и села напротив Алексея, ждала, что скажет.
– Анна Кирилловна, женился я.
Помолчав, добавил:
– Так получилось. Это ничего не меняет, но у меня будет к тебе просьба: если вдруг… ну, мало ли что… когда-нибудь позже, ты скажешь моей Ксене все?
Женщина молча тасовала карты, по привычке разложила их и сердито сказала:
– Не будет никаких "вдруг"! Карта так показывает! Еще чего придумал? Придет время, сам все и расскажешь своей Ксюше. Это Яворская, что ль? Стоящая девка. Иди, у меня дела. Да оставь что-нибудь! Задарма не гадаю!
Бойчук на край стола положил в яркой обертке леденец из немецкого пайка и вышел.
Дома Алексей появился уже в хорошем настроении. Ксюша, увидев его, расцвела. Забыв про стоявших рядом свекровь и Павлинку, кинулась мужу на шею. Опомнившись, закраснелась вся, бросила в пространство: "Ой, извиняюсь!" После ужина, оставшись наедине с женой, Алексей, глядя ей в глаза, серьезно произнес:
– Главное, краса, никого не слушай! Верь только мне! Договорились? Позже я скажу имя одной женщины на случай – вдруг меня не окажется рядом, она поможет…
Ксения глядела на своего Алешу, как на икону Божью, а про женщину она даже не расслышала.
Через какое-то время стало известно, что у молодых будет ребенок.
* * *
Мать Ксении Александра в конце концов смирилась с ее замужеством. Вернее – покорилась. Большой позор был в то время для девицы сбежать из дому с мужчиной. Если девушка все-таки выходила за него замуж, это хоть в какой-то степени спасало семью от бесчестья. Хотя в то время для их семьи неизвестно, что было бы лучше: с завидным постоянством по утрам на воротах их двора красовалась немецкая свастика, намазанная жирным мазутом, чтобы не отмыть. Александра тогда сказала дочери:
– Забирай своего проходимца, и уезжайте в его село. Может, нас оставят в покое.
После замужества дочери Александра избегала называть зятя "полицаем". Не из добрых к нему побуждений, а лишь бы это слово не звучало в ее доме…
* * *
Все обитательницы пятой палаты, кроме Ксении, спали. А она все думала о своих дочках – Наташе и Лене.
Да, они не часто звонят. Последний раз Наташа звонила полтора года назад, когда Ксения Ивановна еще была зрячая. Ну и что? У них же свои хлопоты – дети, внуки!
Наташа старшенькая. В средине войны родилась. Имя давал Алексей. Приходил вечером домой и первым делом целовал своей Талочке сросшиеся пальчики на ножках. Она родилась с "Божьей отметкой", как сказала свекровь: на обеих ножках сросшиеся средние пальчики.
А уж как Алеша любил Наталочку, хоть и старался не показывать! Тихонько, думая, что никто не слышит, называл ее "птенчиком"… Ксюша как-то подслушала.
* * *
Обитала в «Зорьке» своя долгожительница – баба Миля, давно потерявшая счет годам. Чувствовала она себя довольно бодро и передвигалась еще без посторонней помощи. По документам Криницкой Меланье Андреевне, одинокой и не имевшей родственников, было девяносто шесть лет. Ее перевезли из соседнего района, где дом престарелых закрылся, и вскоре баба Миля стала достопримечательностью приюта «Зорька». Когда приезжали чиновники с очередной проверкой, директор Кружков считал своим долгом завести их в палату долгожительницы – вот мол, как долго живут наши старики. Было бы плохо – померли бы давно! А баба Миля первым делом сообщала гостям, что наши-то погнали фрицев от деревни Черемушки! Скоро и до Берлина дойдут! Тогда и ее братик Ванечка с фронта вернется. Дом-то надо отстраивать, пепелище одно осталось!
