Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
Ей довелось стать хозяйкой огромного гончаровского имения, и с этой своей ролью, судя по сохранившимся воспоминаниям, она справлялась отменно:
«Характера она была твердого и держала в руках своего ветреного и расточительного супруга. Пока она не покинула мужа, — в десятых годах прошлого (девятнадцатого. — Л. Ч.) столетия, — всё в имении дышало порядком: хотя деньги щедро лились, но огромных доходов хватало на жизнь».
Сколько длилось ее супружеское счастье? Судя по разрушительным страстям, что бушевали в сердце ее любвеобильного мужа, недолго.
Обстановка в семействе Гончаровых складывалась далеко не лучшим образом. Глава фамилии дед Афанасий Николаевич по-прежнему жил бесшабашной и расточительной жизнью. Супруга Надежда Платоновна, устав от мужниных сумасбродств, разъехалась с ним. Она покинула Полотняный Завод и поселилась в Москве, в собственном доме. Полученный от мужа капитал в двести тысяч рублей предоставил ей полную независимость. Да и ветреный супруг Надежды Платоновны, обретя желанную свободу, не преминул ею воспользоваться: тут же уехал в Австрию, затем во Францию.
Случилось это в 1808 году. Годом ранее ее Николай женился на фрейлине императрицы Елизаветы Алексеевны, красавице Наталии Загряжской.
А в том же, несчастливом для нее 1808-м, родился ее первый внук Дмитрий, ангелоподобный кудрявый мальчик. (Его младенческий образ запечатлен на старинной миниатюре.)
Еще двоих внуков и трех внучек подарил ей сын. Но семейные неурядицы, в числе коих были и любовные похождения ее бывшего супруга (в Полотняном жила тогда и некая француженка, вывезенная Афанасием Николаевичем из Парижа, которую за глаза домочадцы называли «парижской прачкой»), не позволяли видеться Надежде Платоновне с семьей сына.
Семейные невзгоды отозвались душевным нездоровьем бабушки Натали. Одна встреча с бабушкой глубоко врезалась в память девочки, и много позже она рассказала о ней дочери Азиньке, записавшей воспоминания матери:
«В чудный ясный день выехали они в четырехместном экипаже цугом, с гайдуками на запятках, как вдруг завидели ехавший навстречу рыдван бабушки Надежды Платоновны… Старуха Гончарова зычным голосом приказала остановиться и принялась ее (невестку Наталию Ивановну) во всеуслышание отчитывать, заодно с мужем… взводя на обоих всевозможные обиды и напраслины, которые ей подсказывал ее больной мозг.
Одно из самых тяжелых оскорблений было, что по злобе на нее ее негодный сын собрал в коробку тараканов со всей Москвы и скрытно напустил их на ее дом! Толпа прохожих и зевак густым кольцом окружили экипажи, громким смехом отвечая на болезненный бред старухи; барышни растерянно прижимались друг к другу…»
Видимо, Наталия Николаевна поведала о той памятной встрече с бабушкой и мужу-поэту. Отзвуки тех ее детских впечатлений обратились несколькими строками в рукописи незавершенного пушкинского романа «Пелам»:
«Третий (гувернер)… был сумасшедший, и в доме только тогда догадались о том, когда пришел он жаловаться… на меня и на Мишеньку за то, что мы подговорили клопов со всего дому не давать ему покою…»
И все же, судя по одному из писем Надежды Гончаровой, адресованном в Петербург ее внучкам Екатерине и Александре и найденном в пушкинских бумагах, разум ее был вполне здравым. Письмо, названное пушкинистом Щеголевым «безграмотнейшим», тем не менее передает обстановку в семействе Гончаровых образнее и ярче, чем многостраничные труды исследователей и всевозможных толкователей. Вот оно, это единственное сохранившееся послание Надежды Платоновны, обратившееся в столетиях историческим документом:
«Катерина Николавна и Александра Николавна.
Не стыдно ли вам что вы кинули атца и мать больных и брат также ваш Дмитрей живет на фабрики и панятия не имеет аб атце и на маю голову кинули ево а я человек слабай где мне об ем печса мне и самой тяжело жить в нужде и большия часть я не здорова так вы побоитесь Бога и неоставтя, вы знаете чем нездоров а мне тяжело выносить я не в силах это терпеть…
Всякого блага ваша пребуду навсегда.
17 декабря 1834 года Я. Г.».
Бабушка пеняет старшим внучкам, что, уехав в Петербург, те забыли об оставшемся дома, в Москве, больном отце. Но обращается она лишь к Екатерине и Александре, — упреки не относятся к Наташе. Ведь младшая внучка, по ее разумению, мать семейства, о котором и должны быть все ее заботы.
Любопытно, что письмо, запечатанное сургучной именной печатью, адресовано в Санкт-Петербург Екатерине Загряжской с просьбой «покорнейше доставить Катерине Николаевне Гончаровой».
Неизвестно, удостоили ли внучки ответом бабушку, но однажды они все-таки ее вспомнили.
Екатерина Гончарова — брату Дмитрию в Полотняный Завод (конец апреля — начало мая 1835):
«Мы узнали вчера от Пушкина, который услышал это от своей матери, о смерти Бабушки, однако это не мешает нам поехать сегодня вечером на «Фенеллу». Царство ей небесное, но я полагаю, было бы странно с нашей стороны делать вид, что мы опечалены, и надевать траур, когда мы ее почти не знаем».
Значит, печальную весть принес в дом на Дворцовой набережной «близ Прачешного моста», где в большой квартире, снятой поэтом для своей разросшейся семьи, жили и свояченицы Александра и Екатерина, сам Пушкин! Внучкам Надежды Платоновны кончина ее вовсе не помешала в тот скорбный день отменить посещение оперы.
Верно, искренне горевал о смерти «любезной Матушки», лишь один ее страдалец-сын Николай Гончаров, некому было ему писать тех горьких слов, прежде обращенных к ней и жаждавшему советов и материнских утешений…
Стали ли семейные несчастия причиной душевного расстройства Надежды Платоновны? Во всяком случае, в семье Гончаровых считалось, что в первых грозных признаках болезни ее сына Николая «наследственность заявила свое зловещее право».
Николай Афанасьевич Гончаров
Родился в 1787 году. Получил превосходное образование, да и сам имел, видимо, недюжинные способности: Николай Гончаров владел несколькими европейскими языками, играл на скрипке и виолончели, да так, что, по воспоминаниям, останавливались «экипажи под окнами Гончаровых, когда молодой виртуоз играл». Прекрасно разбирался в литературе и даже увлекался стихотворчеством. В круг чтения молодого наследника входили сочинения Сумарокова, Карамзина, Ломоносова.
Русский студент Турбин давал юному воспитаннику уроки математики, географии и словесности. В Полотняный Завод приглашались лучшие гувернеры и учителя из Франции и Германии. Один из них — швейцарец Давид Иванович де Будри. Он же и лицейский воспитатель Пушкина!
«Будри, профессор французской словесности при Царскосельском Лицее, был родной брат Марату, — отмечал поэт в своих записках, — Екатерина II переменила ему фамилию по просьбе его, придав ему аристократическую частицу de, которую Будри тщательно сохранял…»
Известен и отзыв Будри об успехах своего воспитанника Александра Пушкина: «Он понятлив и даже умен. Крайне прилежен, и его очень заметные успехи столь же плод его суждений сколь и прекрасной памяти…»
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
