Ребекка вынесла из тесной ванной цветастое полотенце и завернула нож, не прикасаясь к нему.
— Гитару ты берешь? — спросила она, бросая сверток в красную сумку.
— Она идет туда, куда иду я. Твой кот сможет выйти?
— Он не мой кот. — Ребекка взяла из шкафа миску фисташек и поставила ее на стол. — Он свой собственный кот.
Том, не обращая на них внимания, смотрел на дверь. Когда она открылась, он проскользнул в щель и с достоинством направился по собственным делам.
— Прощайте, плохие новости, — пробормотал ему вслед Роланд и отступил в сторону, давая Ребекке запереть дверь.
Они вышли на Блур-стрит, и Роланд посмотрел на окружающий мир как будто впервые. Ребекка провела его через тихий окрестный жилой район, о существовании которого вблизи шумного сердца города он даже не подозревал. И Ребекка разговаривала со зверушками, о существовании которых он равным образом подозревать не мог. Точка. Придорожные деревья и кустарники давали приют только белочкам, и глядящие на них из-за решеток водостоков золотые глаза принадлежали не крысам и не тараканам.
Он пригнулся, ускользая от скрюченных рук, похожего на человека мохнатого существа, свесившегося нижней ветки райской яблони над тротуаром.
— Откуда взялись все эти твари? — спросил он, глядя на летающих вокруг уличного фонаря явно не мотыльков.
— Маленький народец? Они всегда здесь были.
— Ну да! Тогда почему я их никогда не видел?
Ребекка на секунду задумалась.
— А ты когда-нибудь смотрел?
— Смотрел? — Он повел рукой в сторону теней. — Чего это я буду рассматривать то, во что не верю?
— Потому-то и не видел.
— Но теперь я их вижу!
— Теперь ты смотришь, — улыбнулась она.
— Нет, я не смотрю. Я…
Но после неопровержимой реальности мертвого маленького человечка как он мог не смотреть? Как мог не верить?
— Я… Эта чертовщина еще откуда взялась?
Перед ними лежал газон чуть больше средних размеров, и он колебался вверх-вниз, вверх-вниз, будто покрытая дерном трясина.
Ребекка остановилась и стала его рассматривать, склонив голову набок, напрягая глаза в неверном свете.
— Не знаю, — сказала она наконец. — Мы должны выяснить?
— Нет! — Он схватил Ребекку за руку и потащил дальше по дорожке. — Думаю, нам это не нужно. Думаю, нам нет до этого дела.
Он тащил ее еще два с половиной квартала, пока не повернул за угол, и только тогда отпустил. Выражение лица у нее было странное, и Роланд надеялся, что она не сердится.
— Дам пенни за твои мысли, — мягко сказал он.
— Ладно.
Он ждал.
— Ты мне предложил пенни, — напомнила она.
— Так это же просто… да, сейчас.
Он вытащил из кармана горсть мелочи, отделил пенни и положил ей в руку. Так проще, чем объяснять.
— Я думала, почему после шевелящегося газона мы не видели малышей.
Роланд снова взял ее за локоть.
— Это плохо?
— Не знаю.
— Ну ладно. — Он ускорил шаг. — Далеко еще до миссис Рут?
— Уже недалеко. Мы почти на Спадина. Видишь? Она протянула руку вперед, и Роланд увидел в конце тихой улицы забитую магистраль; ему померещилось, будто, выходя на свет и шум, они попадают в другой мир.
«Эти опасности я по крайней мере понимаю». Он вывел Ребекку на дорогу и был немедленно вынужден оттащить ее от мчащегося навстречу грузовика.
— Ребекка? О черт…
У девушки глаза вылезали из орбит, голова моталась вперед и назад с такой силой, что казалось, вот-вот оторвется. Автомобиль вильнул, объезжая, и она застыла, вцепившись Роланду в локоть.
— Господи!
Рука была зажата как в тисках.
— Ребекка, отпусти!
Он не мог освободиться. Мимо прошел автобус, и она завизжала на высокой ноте, от чего у него волосы встали дыбом.
— Ребекка! С тобой ничего не случится, мы должны перейти улицу. — Он потащил ее за собой: если уж нельзя освободиться, то можно воспользоваться мертвой хваткой.
«У этой сволочной Спадина ширина четыре полосы», — подумал он, добравшись наконец до противоположного тротуара. Рука начала неметь.
Она не успокоилась, пока они не отошли в глубь темной стороны улицы. Прислонившись к дереву, она отпустила его руку, и взгляд ее постепенно стал осмысленным.
— А как ты ходишь одна? — спросил он, наблюдая, как следы ее пальцев из белых становятся красными. Если она так психует при переходе улицы, как эта самая Дару позволяет ей ходить одной?
— Я иду к светофору…
Роланд смутно припомнил светофор в квартале отсюда к югу.
— …и перехожу на зеленый. И никогда не пытаюсь проскочить на желтый. Потом я возвращаюсь на эту улицу по тротуару.
Она серьезно смотрела на него, все еще учащенно дыша.
— Переходить без зеленого света нельзя.
Он вдруг понял, что она боялась не столько мчащихся машин, сколько нарушения правил, которые считала непреложными. Как и списки в ее квартире. Это было ему неприятно. Очень скованно жила Ребекка, хотя, должен был он признать, и безопасно, если всегда переходит на зеленый. Безопаснее по крайней мере, чем он.
— Ты можешь идти дальше?
Ребекка кивнула.
— Мы уже близко, — сказала она, выпрямляясь. — Вот сюда, потом поворот и выход на Блур.
— А можно пойти там, где свет? — спросил Роланд. По Спадина они вполне могли выйти на Блур-стрит.
По Спадина пролетели с ревом два джипа и «БМВ», и Ребекка вздрогнула. Ее предпочтение было написано у нее на лице.
— Ладно, — потрепал ее по плечу Роланд, — пойдем твоей дорогой.
Она улыбнулась так благодарно, что это окупало риск. Он посмотрел вдоль улицы, на которой громады каштанов, казалось, всасывали в себя свет. Почти весь.
Шум улицы быстро стих, и они шли в нарастающем безмолвии. Роланд начинал понимать, почему фраза «здесь слишком тихо» стала расхожим клише в фильмах ужасов. Даже звук от трения футляра о джинсы был как-то странно приглушен. Освещенные окна домов казались более отдаленными от тротуара, чем это было на самом деле. Маленького народца не наблюдалось, хотя на этот раз Роланд определенно смотрел. Он чувствовал, что футболка пропитывается потом, и знал — это совсем не из-за жары.
Ребекка прижалась к его боку скорее осторожно, чем испуганно.
— Не бойся, детка. — Он надеялся, что его голос звучит ободряюще. — Это только…
И тут газон, мимо которого они шли, на них напал.
