Когда Вернону читали сказки про драконов, он всегда представлял их в виде Зверя. И лучшими играми с мистером Грином были те, в которых они убивали Зверя, — Вернон вонзал шпагу в коричневое блестящее туловище, а сто детей у него за спиной победно кричали и пели.
Теперь, когда он стал большим мальчиком, он, конечно, знал, что Зверь—это Рояль, что осторожно трогать его зубы — значит «играть на рояле!» и что дамы делают это для джентльменов после ужина Но в самой глубине души Вернон продолжал бояться его и иногда видел во сне, будто Зверь бежит за ним вверх по лестнице в детскую — и тогда он с криком просыпался. В его снах Зверь жил в Лесу, он был дик и яростен, а звуки, которые зверь издавал, были невыносимо ужасны.
Мама иногда делала то, что называлось «играть на рояле», и это Вернон еще мог терпеть. Ему казалось, что маме никогда не удавалось по-настоящему разбудить Зверя. Но в тот день, когда села играть его тетя, все было иначе.
Вернон вел одну из своих воображаемых игр в уголке. Они с Белочкой и Пуделем были на пикнике и ели омаров и шоколадные эклеры.
Нина даже не заметила, что он в комнате. Она села на стул перед роялем и стала лениво перебирать клавиши.
Завороженный, Вернон подкрадывался все ближе и ближе. В конце концов Нина увидела его — он смотрел на нее в упор, по лицу катились слезы, а маленькое тело сотрясали рыдания. Она остановилась.
— Вернон, что случилось?
— Ненавижу это, — задыхаясь, проговорил Вернон, — нена... нена... ненавижу! Мне больно — вот здесь, — его руки сдавили живот.
В эту минуту в комнату вошла Мира. Она засмеялась.
— Разве не странно? Этот ребенок просто ненавидит музыку. Так необычно.
— Если это ненависть, то почему же он не уходит? — спросила Нина
— Я не могу, — всхлипнул Вернон.
— Ну разве не смешно? — сказала Мира
— Скорее интересно.
— Большинство детей любят побренчать на пианино. Я пыталась на днях показать Вернону «Собачий вальс», но его это нисколько не заинтересовало.
Нина продолжала задумчиво смотреть на своего племянника, еще такого маленького.
— С трудом верится, что мой ребенок может быть не музыкален, — сказала Мира огорченно. — Я в восемь лет играла весьма сложные пьесы.
— Видишь ли, — туманно ответила Нина, — музыкальным можно быть по-разному.
Это было, по мнению Миры, странно, как и все, что говорили Дейеры. Либо ты музыкален и играешь пьесы, либо нет. Совершенно ясно, что Вернон из второй категории.
3
Нянина мама заболела. Странная, ни с чем не сравнимая катастрофа для детской. Няня, раскрасневшаяся и решительная, собирала вещи с помощью Сьюзан-Изабель. Вернон — обеспокоенный, сочувствующий, но все же заинтригованный — стоял рядом и, не в силах сдержать интерес, задавал вопросы.
— Няня, а твоя мама очень старенькая? Сколько ей лет — сто?
— Конечно, нет, мастер Вернон. Скажете уж тоже — сто!
— Ты думаешь, она умрет? — Вернон старался проявить понимание и заботу.
Когда-то мама повара болела, а потом умерла Няня не ответила Вместо этого она резко сказала
— Сумки для ботинок из нижнего ящика, Сьюзан. Поторопись, детка
— Няня, твоя мама...
— У меня нет времени отвечать на вопросы, мастер Вернон.
Вернон сел в уголок на обитую ситцем оттоманку и предался размышлениям. Няня сказала, что ее маме нет ста лет, но тем не менее она, должно быть, очень старая. Саму Няню он считал ужасно старой. Сознание того, что был кто-то еще старше и умнее Няни, просто ошеломляло. Странное дело, но именно это приближало ее к простым смертным. Она больше не казалась самой главной после Господа Бога.
Вселенная пошатнулась — и ценности сместились. Няня, Бог, мистер Грин — все они отступали, становясь менее ясными, более размытыми. Мама, папа, даже тетушка Нина значили теперь больше. Особенно мама.
Она была как принцесса с длинными огненными волосами. Вернон хотел бы сразиться с драконом ради нее — с таким коричневым блестящим драконом, как Зверь.
Что там было за слово? «Провинция»!
Вот это слово — «провинция»! Волшебное слово! Принцесса Провинция! Эти слова он тайно и трепетно будет произносить ночью вместе со словами «дьявол» и «корсет».
Но никогда, никогда мама не должна этого услышать. Потому что он слишком хорошо знал, она будет смеяться — она всегда смеется — так, что от этого смеха внутри все сжимается и хочется провалиться. И она скажет что-нибудь, она всегда говорит что-нибудь — именно то, что ты ненавидишь. «Разве дети не забавны,?»
А Вернон знал, что он не забавный. И ничего забавного он не любил — дядя Сидней сам так сказал. Если бы только мама не...
Сидя сейчас на гладкой оттоманке, он вдруг растерялся и нахмурился. Перед ним внезапно промелькнуло незавершенное видение двух мам. Одна — принцесса, красавица мама, о которой он грезил, которая была связана для него с закатом, волшебством, победой над драконом, и другая — которая смеялась и говорила: «Разве дети не забавны?» Только, конечно, это был один и тот же человек...
Он заерзал и вздохнул. Няню это неожиданно отвлекло от попыток застегнуть чемодан, и она ласково повернулась к нему:
— Что случилось, мастер Вернон?
— Ничего, — ответил он.
Всегда надо отвечать: «Ничего». Можно ничего не говорить. Потому что если ничего не говорить, то никто никогда не узнает, что случилось.
4
После воцарения Сьюзан-Изабель детская совсем изменилась. Ты мог быть, и чаще всего был, непослушным. Сьюзан говорила тебе не делать чего-то, а ты продолжал делать! Сьюзан говорила; «Я все расскажу маме», но никогда не рассказывала.
Сьюзан поначалу понравились положение и авторитет, которые она приобрела в Нянино отсутствие. В действительности же, считал Вернон, ей бы и дальше это нравилось. Она любила посекретничать с Кэти, младшей горничной.
— Ей-богу, не понимаю, что это на него находит. Иногда он прямо-таки чертенок! А как хорошо себя вел с миссис Паскаль!
На что Кэти отвечала:
— Ну, так ведь она специалист! В ежовых рукавицах держит, так ведь?
И они начинали шептаться и хихикать.
Однажды Вернон спросил;
— А кто такая миссис Паскаль?
— Да что же вы, мастер Вернон? Разве вы не знаете, как зовут вашу собственную няню?
Итак, Няня была миссис Паскаль. Еще один шок. До этого она всегда была просто Няня. Все равно что услышать: «Бога зовут мистер Робинсон».
Миссис Паскаль! Няня! Чем больше он об этом думал, тем невероятнее это казалось. Миссис Паскаль, так же как мама — миссис Дейер, а папа — мистер Дейер. Странно, но Вернон никогда не предполагал возможности существования мистера Паскаля. (Не то чтобы существовал такой человек. Само слово «миссис» было негласным признанием Няниного положения и авторитета.) Няня стояла как бы в стороне, так же величественно, как мистер Грин, у которого, кроме ста детей (а также Пуделя, Белочки и Деревца), по мнению Вернона, не было никого, к кому можно было бы обратиться как к миссис Грин!
