Чем же отличается тогда нация Бауэра от мистического и самодовлеющего „национального“ духа спиритуалистов?»
Тем, отвечу я, что в человеческой фантазии нет ничего мистического, но она, тем не менее, есть то главное, что отличает человека от животного. Человека от животного отличает способность относиться к плодам своей коллективной фантазии гораздо более серьезно, чем к реальным предметам: самые высокие и прекрасные творческие подвиги человек совершил, служа воображаемым целям. Но для Сталина «психологические остатки» суть что-то заведомо презренное: «Что это, например, за еврейская нация, состоящая из грузинских, дагестанских, русских, американских и прочих евреев, члены которой не понимают друг друга (говорят на разных языках), живут в разных частях земного шара, никогда друг друга не увидя, никогда не выступят совместно ни в мирное, ни в военное время?![3]
Нет, не для таких бумажных „наций“ составляет социал-демократия свою национальную программу. Она может считаться только с действительными нациями, действующими и двигающимися, и потому заставляющими считаться с собой».
Заставляющими считаться с собой…
В последней фразе Сталин нечаянно выдает самую соль своих убеждений: считаться только с тем, что заставляет считаться с собой. Это относится и к русским, и к американцам, и к троцкистам, и к кулакам; но и к евреям тоже. То есть сумеют евреи заставить считаться с собой — значит, они нация, не сумеют — пусть не обижаются. Или обижаются. Но только так, чтобы об этом никто не знал.
Но если не религия и прочие психологические остатки, то что тогда, по Сталину, создает нацию? Как что — буржуазия, «буржуазия — главное действующее лицо», а «основной вопрос для молодой буржуазии — рынок. Сбыть свои товары и выйти победителем в конкуренции с буржуазией иной национальности — такова ее цель». А почему бы, наоборот, не сомкнуться с буржуазией иной национальности ради победы над своей? Нет не только ответа, но и вопроса.
«Стесненная со всех сторон буржуазия угнетенной нации естественно приходит в движение. Она апеллирует к „родным низам“ и начинает кричать об „отечестве“, выдавая собственное дело за дело общенародное», — как видите, слово «отечество» можно писать только в кавычках, ибо классовые интересы важнее национальных, «общенародных», которых, впрочем, даже и не существует: они только средства для реализации классовых. Остается лишь поражаться глупости низов, из века в век согласных сражаться за чужое дело. Ибо народ как целостная структура для дела Ленина — Сталина не представляет никакой ценности.
Это и есть итог: «Национальная борьба в условиях подымающегося капитализма является борьбой буржуазных классов между собой».
Не конфликт грез, самый непримиримый из конфликтов, а рациональный конфликт интересов — вот что такое, по Сталину, национальная борьба. Можно бесконечно спорить, был ли Сталин «зоологическим» антисемитом, то есть ненавидел ли он евреев без всякой причины (чего никогда не бывает) или ненавидел их лишь тогда и в той степени, когда начинал видеть в них опасность (как бывает почти всегда, вернее, просто всегда). Но если вдуматься в его взгляды на национальный вопрос — взгляды, высказываемые в предельно открытой и респектабельной форме, — то из них вполне отчетливо явствует, что ни на какую особую еврейскую жизнь российские евреи рассчитывать не могут. А если они вдруг попытаются заставить считаться с собой, он им покажет, кто с кем должен считаться.
Право же наций на самоопределение есть вовсе не абсолютное право, а лишь техническое средство максимально ослабить межнациональную вражду для того, чтобы максимально усилить классовую, чтобы объединить низы всего мира против верхов. Право наций на самоопределение, повторяет Сталин, конечно, не значит, что социал-демократия будет поддерживать все и всяческие особенности и учреждения нации, она будет поддерживать только те, которые помогают создать «единую интернациональную армию».
А все попытки выделить хотя бы даже и внутри этой армии отдельный национальный полк будут караться — возможно, в тихой предвоенной Австрии К. Сталин и сам еще не догадывался, с какой чудовищной и, кажется, даже ненужной жестокостью. Пока он вроде бы испытывал только раздражение против «австромарксистов», пытающихся совместить национальные интересы с классовыми, а не подчинить безоговорочно первые вторым во имя создания все той же «единой интернациональной армии».
Но какой же способ сосуществования в одном государстве различных наций (причем не только тех, кто заставлял с собой считаться) предлагал Отто Бауэр? Прежде всего, нации остаются внутри прежнего государственного союза (некоторые из них так проникли друг в друга, что пришлось бы относить к разным государствам квартиры в одном и том же доме). Однако их права должны быть определены настолько четко, чтобы это устранило столкновения: «Национальный мир необходим прежде всего государству. Государство совершенно не может терпеть, чтобы законодательство прекращалось из-за глупейшего вопроса о языке, из-за малейшей ссоры возбужденных людей где-нибудь на национальной границе, из-за каждой новой школы». А потому…
К. Сталин излагает программу своих противников достаточно ясно и объективно: их цель — культурно-национальная автономия.
«Это значит, во-первых, что автономия дается, скажем, не Чехии или Польше, населенным, главным образом, чехами и поляками, — а вообще чехам и полякам, независимо от территории, все равно — какую бы местность Австрии они ни населяли.
Потому-то автономия эта называется национальной, а не территориальной.
Это значит, во-вторых, что рассеянные в разных углах Австрии чехи, поляки, немцы и т. д., взятые персонально, как отдельные лица, организуются в целостные нации и, как таковые, входят в состав австрийского государства. Австрия будет представлять в таком случае не союз автономных областей, а союз автономных национальностей, конституированных независимо от территории.
Это значит, в-третьих, что общенациональные учреждения, долженствующие быть созданными в этих целях для поляков, чехов и т. д., будут ведать не „политическими“ вопросами, а только лишь „культурными“. Специфически политические вопросы сосредоточатся в общеавстрийском парламенте (рейхсрате).
Поэтому автономия эта называется еще культурной, культурно-национальной».
Понятно? Программа, принятая австрийскими социал-демократами на Брюннском конгрессе в 1899 году, подытоживает это дело так: «Вместо исторических коронных земель должны быть образованы национально-отграниченные самоуправляющиеся корпорации, в каждой из которых законодательство и правление находились бы в руках национальных палат, избираемых на основе всеобщего, прямого и равного голосования».
Иными словами, поясняют Шпрингер и Бауэр, национальность практически никак не связывается ни с какой фиксированной территорией, нации становятся союзами отдельных личностей — при том, что никакому из этих союзов не предоставлено исключительного господства ни в какой области.
