Шуази-Легран уже начинал раздражать его своими нравоучениями. Поэтому Еугенио ответил ему несвойственным для себя сухим тоном: «Сначала взглянуть на Великую стену, затем по адресу, который мне дали. А теперь я с вами прощаюсь, мне нужно уйти, это срочно». — «До завтра, даже е…» — только и успел произнести Шуази-Легран, как Еугенио уже повесил трубку.
Спустя час Еугенио вернулся в номер, неосознанно мурлыча под нос «Цвет мяты в воде» и размышляя, правда ли, что в Китае есть сады-лабиринты, подобные тем, что существовали во Франции в восемнадцатом веке. Но так и не пришел к определенному выводу. Когда он уже засыпал, ему приснился сон, в котором Марианна напевала китайскую мелодию, чтобы завлечь его в какой-то теплый и опасный дом.
Глава 6
Азиатский Джеймс Стюарт с опухшими глазами
Дом 222 на Ваншулу находился в старом Пекине, напротив ресторана, специализировавшегося на сычуаньской кухне, — одного из лучших в городе, по мнению администратора отеля.
— Обязательно посетите его, пока будете в Пекине, — сказал он Еугенио, когда тот назвал ему адрес и попросил показать по карте, как туда добраться.
И вот теперь Еугенио стоял перед простой металлической дверью, врезанной в серую стену без окон. Она была приоткрыта. Еугенио несколько раз постучал по ней ладонью и легонько толкнул. За дверью тянулся коридор, выложенный кирпичом, который, казалось, заканчивался тупиком, но, приглядевшись, Еугенио понял, что в глубине коридор сворачивает налево. Он несколько секунд постоял в нерешительности, затем медленно двинулся вперед. Дойдя до стены, он пошел по коридору налево и оказался перед небольшой кладовкой, заваленной капустой, клетками, углем, поломанными стульями. Здесь коридор поворачивал направо и через несколько метров теперь уже действительно утыкался в кирпичную стену. Прямо перед ней, с правой стороны, находилась маленькая дверь, ведущая в крошечный внутренний дворик, в центре которого стоял серый домишко с матовыми окнами. Еугенио не сразу сообразил, что окна затянуты вощеной бумагой голубого и зеленого цвета. Странно, подумал он, войти туда можно, а посмотреть нельзя. И тут слова Шуази-Леграна о стратегии увиливания и синусоиде пришли ему на память.
Несколько часов назад, созерцая извилистую каменную ленту Великой стены, простиравшуюся так далеко, насколько мог проследить взгляд, он, первый раз вспомнив эти слова Шуази-Леграна, попытался применить их к своему разговору с господином Ли. Помимо ничего не значащих реплик и принятых формул вежливости, единственной темой их беседы была проблема молодых безработных, которые, как считал господин Ли, не колеблясь залезли бы в ниши шасси самолета, чтобы улететь в Соединенные Штаты. Но какое все это имеет отношение к Анн-Лор? Может, господин Ли хотел намекнуть, что она встречалась с кем-то из этих отчаявшихся молодых людей? Или же тайно помогала некоторым из них иностранной валютой, чтобы покинуть страну? Но в обмен на что? Слишком много вопросов и слишком мало ответов, сказал он себе и, решив больше ни о чем не думать, начал тихо напевать «И теперь», незаметно переходя на «Болеро» Равеля. Раньше он никогда не замечал, что у них один ритм (четыре-четыре-десять), и это открытие вызвало у него радость и удовлетворение.
Небо было темно-голубого цвета, и пышная растительность по обе стороны Великой стены напоминала вспенившееся зеленое море. Еугенио остановился на несколько минут, затем обернулся и увидел вдали группу туристов, медленно карабкавшихся вверх по высоким крутым ступенькам. Он решил, что зашел уже слишком далеко. Впереди стена была разрушена и возобновляла свой змеиный бег несколькими метрами дальше. Еугенио повернул назад, дав себе слово собрать побольше сведений о жестоком императоре, построившем эту стену, и написать статью.
Еугенио негромко постучал в дверь, которую сразу же открыла толстуха с такими раскосыми глазами, что было совершенно непонятно, открыты они или закрыты. Еугенио неожиданно растерялся, не представляя, ни что сказать, ни на каком языке. Толстуха неподвижно стояла напротив него во враждебной тишине. Она не сделала ни малейшего жеста, даже легкого кивка головой, чтобы предложить ему объяснить цель своего визита. Улыбаясь как можно шире, Еугенио спросил, говорит ли она по-французски или по-английски. Все так же молча толстуха резко отвернулась и исчезла в глубине дома. Не зная, что делать, Еугенио решил не двигаться с места и попытался рассмотреть интерьер скудно освещенной комнаты. Бедная мебель, радио, швейная машинка, штора, за которой исчезла толстуха, вот и всё. Спустя несколько минут штора слегка колыхнулась и из-за нее появился высокий нескладный лохматый парень, похожий немного на Джеймса Стюарта в фильме «Жизнь прекрасна», но только на азиатского Джеймса Стюарта с опухшими глазами. Судя по всему, когда его потревожили, он спал. Парень протер глаза, с хмурым видом пригласил Еугенио войти и, усадив его на что-то вроде пуфа, покрытого сероватыми кружевами, обратился к нему на английском, по сравнению с которым английский Еугенио был почти безупречен.
— Выпьете чашечку чая?
Еугенио согласился, утвердительно кивнув головой. Он пытался найти нужные слова, чтобы завязать разговор, но у него ничего не получалось. В конце концов он сказал первое, что пришло в голову.
— Я пришел от господина Ли.
Его собеседник в этот момент наливал чай и поэтому даже не взглянул на него.
— Есть много людей по имени Ли, — сухо ответил он.
Его тон был не столько невежливым, сколько подозрительным. Даже враждебным.
— Я говорю о господине Ли, который живет в Люличане.
Парень по-прежнему не поднимал глаз и хранил молчание. Он осторожно поставил чайник и теперь внимательно разглядывал дно своей чашки. Так в гнетущей тишине прошло несколько минут. Джеймс Стюарт молча закурил и предложил сигарету Еугенио. Вскоре густой сигаретный дым навис над их головами серым облаком. И тут Еугенио осенило. Он порылся в кармане куртки и достал завернутую в бумагу оловянную фигурку, которую забыл вытащить вчера вечером. Аккуратно развернув газетную бумагу, он протянул крошечного крестьянина хмурому Джеймсу Стюарту. Молодой человек нехотя взял фигурку, повертел между пальцами и отдал Еугенио.
— Берите сахар, если хотите, — сказал он.
Еугенио показалось, что его тон стал немного мягче.
— Вы понимаете, о каком господине Ли идет речь?
— Могу я еще раз взглянуть на фигурку? — спросил молодой человек, по-прежнему не глядя на Еугенио.
Наконец до Еугенио дошло. Он вынул из кармана купюру в десять долларов, завернул в нее статуэтку и протянул Джеймсу Стюарту. Тот быстро схватил ее.
— Очень красивая фигурка, — одобрил он. — Очень красивая.
Он вернул Еугенио оловянного крестьянина и положил в карман банкноту.
— Вы из института? — неожиданно смягчившись, спросил он.
— Я ищу одну девушку, которая там училась. Француженку по имени Анн-Лор де Шуази-Легран.
Он протянул снимок Джеймсу Стюарту, но тот даже не взглянул на него.
