Дом Скууга стоит сразу за поворотом, как и раньше. Такси проезжает то место, до которого я когда-то провожал Аню. Подъезжает к знакомым воротам. Сестра милосердия, провожающая меня, все время молчит. Она не из болтливых.
— Я должна зайти с вами в дом, — говорит она и просит шофера подождать.
— Зачем?
— Так мне велели в больнице.
— Хочешь проверить, нет ли у меня таблеток?
Она краснеет и отводит глаза.
— Пожалуйста, не спрашивайте.
— А как насчет бритвы? Острых ножей на кухне? А веревка в подвале? Ею уже пользовались.
— Пожалуйста…
Она с мольбой смотрит на меня, мы почти ровесники, она немного старше. Длинные светлые волосы. Диалект Сетесдала.
Я киваю. Мне даже приятно, что она зайдет в дом вместе со мной. Во всяком случае, будет там в первую минуту. И в то же время мне страшно. Я, конечно, хорошо спрятал таблетки, но она может найти их случайно.
В доме пахнет Марианне Скууг. Ее духами. Я смотрю на дверь, ведущую в подвал, и чуть не падаю в обморок. Дверь — последнее, что она видела. Лестница — последняя, по которой она спускалась. Кладовая, где это случилось, находится как раз под моей комнатой. Теперь Марианне покинула этот дом. И сделала это добровольно. Сейчас она лежит нарядная в гробу где-то в городе. И тем не менее она — здесь. Сейчас она рядом со мной. Аня тоже. И Брур Скууг. Все они, мертвые, здесь. Мне почему-то хочется смеяться.
Сестра стоит у меня за спиной.
— С вами все в порядке?
— Конечно, — говорю я. — Разреши, я покажу тебе дом. Это красивый дом. Давай начнем с гостиной. Эксклюзивную мебель, которая стоит здесь, выбирал Брур Скууг. Вот диванчики Ле Корбюзье. Видишь кресла «Барселона»? Видишь столик от Сааринен? Этот проигрыватель — лучший в мире. Видишь усилители McIntosh? Динамики AR? А собрание пластинок? Хочешь их пересчитать?
— Не обращайте на меня внимания, — застенчиво говорит она. — Разрешите мне пройтись по дому. Я делаю только то, что мне положено.
Марианне сидит на диване и ждет меня. Пока сестра милосердия ходит по дому, я сажусь рядом с Марианне. Мы не двигаемся и смотрим прямо перед собой; мы часто так сидели, пока не начинали спрашивать друг у друга: «Что будем делать?» Мне хочется, чтобы Марианне ткнула меня пальцем в бок. Хочется услышать музыку, которую она ставила для меня. Хочется отвести ее в Анину комнату.
Но я не смею сказать ей об этом. Не сейчас. Вместо этого мы сидим неподвижно и смотрим в окно, не произнося ни слова.
Сестра возвращается в гостиную, пройдясь по всем этажам. К моему облегчению, говорит, что ничего не нашла.
— Какой дом! — Она закатывает глаза.
— Значит, все в порядке?
— Простите. Я была обязана все осмотреть. Представьте себе, как иногда выглядят некоторые дома.
— Здесь всегда был порядок.
Она кивает и отходит к двери.
— Я ухожу, — говорит она.
Ночью я сижу без сна. Слушаю старые пластинки, но только те, что слушала Марианне. Открываю большие окна и прислушиваюсь к июньскому дождю, который начался, как только солнце зашло за высокие ели. Трогаю языком рану во рту. Блесна, как абсурдный сувенир, лежит на столике от Сааринен. Я слушаю Ника Дрейка и думаю, что я с этим справился. Что я все-таки умер. Что отныне идет уже другая жизнь.
Я сижу в кресле «Барселона». Смотрю на капли, падающие на траву за окнами. И мне не страшно.
Марианне садится рядом со мной. Она по-прежнему молчит. Но мне все равно приятно, что она здесь.
Таблетки валиума лежат в рояле. Спрятанные в самой глубине, надежно закрытые крышкой.
Я подхожу к роялю и прикасаюсь к ним.
Утром мне звонит мать Марианне. Ида Марие Лильерут. Знаменитый врач-психиатр. Она сразу переходит к делу и спрашивает у меня, действительно ли я хочу по-прежнему жить в доме Скууга. Хотя она и имеет отношение к больнице Уллевол, я понимаю, что она не знает, что со мной было. Знает только, что я несколько дней отсутствовал. За это время она взяла на себя смелость и посетила дом Скууга, чтобы забрать некоторые фотографии и документы, необходимые для похорон и ее надгробного слова. Я отвечаю, что хочу прожить в доме Скууга как можно дольше.
— Ты уверен, что это умно с твоей стороны, мальчик мой? — спрашивает она меня холодным голосом, хорошо известным по радио- и телевизионным передачам.
Я напоминаю ей, что являюсь мужем Марианне. Хотя наш брак длился всего пару месяцев. Она умолкает.
— Моя квартира на Майорстюен сейчас сдана, — говорю я, чтобы снять напряжение. — Мне больше негде жить. Но, конечно, я могу съехать, если вы на этом настаиваете. Вы собираетесь продать дом?
— Я не в состоянии сейчас думать об этом, — говорит она, ловко избегая ловушки, которую я ей поставил. — Независимо от моего желания, продать дом, в котором случилось столько трагедий, будет не так легко. Мы же не сможем скрыть, что в нем два человека покончили жизнь самоубийством. Так что пока живи спокойно.
— Большое спасибо. Но учтите, я здесь уже не просто жилец. Мы с Марианне в апреле поженились.
От изумления она теряет дар речи.
— Ни о чем не беспокойся, мальчик мой, — говорит она наконец. — Мы обо всем договоримся.
Потом спрашивает, не хочу ли я сказать несколько слов о Марианне в крематории или после кремации, на поминках.
Я долго думаю. Кто я для родных Марианне? Молодой шалопай, который хочет прибрать к рукам дом Скууга? Парень, нарушивший спокойную жизнь Марианне?
Самый неподходящий любовник, какого она могла найти в этот период своей жизни?
— Я мог бы сказать многое, — говорю я наконец. — Но не уверен, что смогу найти нужные слова.
Ида Марие Лильерут задумывается.
— Ты мог бы сыграть, — говорит она, помолчав.
— Сыграть?
— А почему нет? Для Марианне. Или ты не хочешь?
— Не хочу, — говорю я. — Она умерла. Она меня больше не слышит.
— Ну и что? Ты все равно можешь сыграть. Что-нибудь красивое, на рояле. Собственное сочинение, например. Ты так хорошо сыграл его на своем концерте.
— Ты была на концерте?
— Разумеется, была.
— Сыграть «Реку»? — я задумываюсь. — Это было последнее, что Марианне слышала в Ауле перед тем, как она взяла такси и поехала домой на Эльвефарет.
— Тем более.
— Ты серьезно так думаешь? А это не будет мелковато? После всего, что случилось…
— Послушай меня, — твердо говорит Ида Марие, хотя голос у нее немного дрожит. — Тебе нужно время. Это было для тебя тяжелым ударом. Сейчас нам всем жизнь кажется немного бессмысленной. Но, ради бога, не бросай музыку. Сосредоточься на ней, если можешь. У тебя нет выбора. Сделай Марианне такой подарок. Сыграй для нее в последний раз.
