— Иди сюда.
Ветерок пробежал по короткой траве. Человек встал и приблизился к фургону.
Посох Маскелль, такая же часть ее, как рука или нога, лежал поодаль, на деревянной скамье. Человек остановился так, что она не смогла бы до него дотянуться. Да, она не смогла бы, но его меч легко достал бы ее.
Человек стоял в тени, там, где фургон заслонял свет костра, но луна сияла ярко, и Маскелль видела тяжелый сири на бедре незнакомца. Вытянув ногу, она пальцами стала осторожно пододвигать посох так, чтобы взять его в руку.
— Что ты сделала?
Он, конечно, не мог спрашивать о том, на что Маскелль подумала; через мгновение она сообразила, что он имеет в виду фонарики в окнах храма.
— Я — Голос Предков. — Это была чистая правда, хотя, строго говоря, и не являлось ответом на вопрос. — Что ты делал в фактории?
— Готовился быть убитым. Разве это не было заметно? Не обращая внимания на шпильку, Маскелль проговорила:
— Хороший же ты выбрал способ сказать «спасибо».
— Я направлялся вверх по реке и наткнулся на пиратов.
— И все равно, это еще не «спасибо». — Впрочем, его слова могли оказаться правдой. Если он выехал из Синтана по Западной Дороге, то вполне мог пересечь реку вброд у Такиса. Только зачем ехать по берегу, если есть Великая Дорога?
«Что ж, понятно: на Великой Дороге постоянно встречаются дозоры, которые в дождливый сезон обходят берега реки стороной».
Он тоже не обратил внимания на колкость.
— Ты — волшебница?
— Нет. — Молчание; в тишине слышался только шум волн, которые ночной ветер гнал к берегу барая, и далекое мычание скота в загонах храма. Почему Маскелль показалось, что молчание было полно недоверия? Почти против своей воли она добавила: — Я узнаю желания Предков, когда таковые возникают, и передаю их людям. Взамен Они позволяют мне использовать силу Бесконечности. — Это было, конечно, невероятным упрощением, но Маскелль решила, что ни к чему тратить несколько часов на философские тонкости.
Снова молчание. Недоверие стало таким осязаемым, что казалось, заполнило фургон и выплеснулось наружу. Наконец синтанец спросил:
— Все жрецы Кошана — волшебники?
«Да помогут мне Предки!» — выругалась про себя Маскелль, но все-таки сдалась:
— До определенной степени. Но никто из них на меня не похож.
Снова никакого ответа. Воин стоял, сложив, руки на груди, но Маскелль уже знала, как быстро он способен двигаться. Она раздраженно бросила:
— Если ты мне не веришь, спроси жрецов в храме.
Синтанец резко мотнул головой в сторону лагеря:
— Тех жрецов?
— Что? — Маскелль от неожиданности подпрыгнула, и посох со стуком покатился по полу фургона.
Синтанец отступил, когда Маскелль вскочила на ноги и схватила посох. Действительно, теперь она отчетливо слышала звон систра в руках жреца. В то же мгновение синтанец повернулся и ушел — «прошествовал», насмешливо подняв брови, подумала Маскелль — в темноту. Она слышала его шаги по мокрой траве. Так, значит, никакой магии тут нет и никакой силой он не обладает — Просто умеет двигаться бесшумно.
Голоса, раздавшиеся за фургоном, напомнили Маскелль о возникшей проблеме. Ругаясь про себя, она схватила со скамьи свою мокрую мантию и спрыгнула на землю.
У костра стояли трое жрецов Кошана в высоко подвязанных — чтобы не замочить полы — кобальтово-синих мантиях и молодой послушник с систром в руках. Позади них, охватывая полукругом фургоны, виднелся отряд храмовой стражи на низкорослых крепких равнинных лошадках. Стражники поверх темных шелковых рубах носили кольчуги; нагрудники из лакированной стали сверкали в отблесках огня; островерхие шлемы переходили в стальные маски, что делало воинов безликими и устрашающими.
Старая Мали упрямо мешала в котелке, но остальные попрятались по фургонам и только с опаской выглядывали оттуда. Растим стоял перед главным жрецом в позе, выражавшей беспредельный страх.
«Что за проклятая ариаденская привычка так все драматизировать!» подумала Маскелль. Обреченно покачав головой, она двинулась к жрецам.
Главный жрец бросил пренебрежительный взгляд на обходившую костер женщину, потом, заметив в ее руках посох, стал присматриваться к ней с растущим изумлением. Отблески огня заставили блеснуть серебро выгравированных на нем букв священного текста. Искры перебегали от слова к слову надписи, обвивавшей гладкое дерево посоха, как змея — ствол паппаса. Буквы полустерлись за годы службы, но их все же можно было прочесть. До тех пор, пока надпись оставалась видимой, посох сохранял свою силу.
«Совсем как я», — лукаво подумала Маскелль.
Жрец был молод и тщедушен, но цветная татуировка на бритой голове, которую не скрывал капюшон мантии, говорила о высоком ранге. Сопровождавшие его были старше, но гораздо ниже по положению. Главный жрец продолжал пристально смотреть на Маскелль, пытаясь разглядеть ее татуировку, но отросшие волосы женщины скрыли все, кроме полосы, окаймляющей лоб. Посох говорил о том, что Маскелль была Голосом, но каким именно, жрец определить не мог. Он облизнул губы и нерешительно сказал:
— Ты позоришь нас, госпожа. Тебе следовало бы найти приют в храме.
Маскелль оперлась на посох, не пытаясь скрыть грязи на мантии и ногах. На самом-то деле она и не надеялась, что ее прибытие останется тайной.
— Спасибо за приглашение, сын мой, но я не могу этого сделать.
Глаза жреца сузились: он уловил скрытое оскорбление.
— У тебя есть причина отвергать наше гостеприимство?
— Мне запрещено входить в храмы, — ответила Маскелль, в свою очередь наблюдая за ним.
Жрец нахмурился и еще раз оглядел ее с ног до головы, только теперь обратив внимание не на поношенную одежду, а на саму Маскелль. Она знала: ему трудно было бы определить ее возраст. Сельские жители всегда считали ее моложе, горожане же, привыкшие видеть придворных дам, проводящих время в тени дворцовых садов и постоянно втирающих в кожу благовонные масла и кремы, давали ей обычно больше лет, чем было на самом деле. Жрец снова перевел взгляд на посох.
«Но ведь известно, сколько существует Голосов», — подумала Маскелль. И вполне возможно, что жрец знает, где сейчас находятся остальные.
Маскелль с интересом наблюдала, как изменилось выражение его побледневшего лица.
— Ты… — Жрец не попятился от Маскелль, хотя по тому, как напряглось его тело, было видно, что ему этого очень хочется. Он со свистом втянул воздух и холодно продолжал: — Так, значит, слухи были правдивы: Посланник Небес вызвал тебя.
— Слухи разносятся быстро, — улыбнулась Маскелль.
На щеке жреца задергался мускул.
— Мне нужно кое-что тебе показать.
Брови Маскелль поползли вверх: такого отклика она не ожидала.
