– Правда, здорово? Для тебя выбирала.
Ответить он не успел. Облачко пыли поднялось над «Демонологией». Нос разбойника сморщился, смешно зашевелился…
– А-а-апчхи!
Книга захлопнулась. Ударили крохотные молнии. Радужные разводы побежали по его телу Хоакин выгнулся, содрогнулся и…
…остался прежним.
Прежним. Вот только глаза его сделались чужими. Они смотрели на фею, не узнавая.
– Хоакин, это я!… я!…
– Я?
– Очнись, Хоакин! Да очнись же!…
На колени шлепнулся томик в иссиня-черной обложке. Назойливый огонек выписывал вензеля перед глазами. В уши лез тоненький девичий голосок:
– Первая страница! Читай! Читай же!
Истессо тупо глядел на две книги в своих руках.
– Силы небесные, – наконец выдал он. – Здесь только что был шарлатан Тримегистии. Сам Бизоатон Фортиссимо! А я сижу как дурак.
Он закашлялся. В руке его появилась кружка с водой.
– Запей, Хок. Так надо.
Зубы клацнули о край кружки. От волнения Истессо расплескал половину, но даже не заметил этого.
– Верховный шарлатан! Надо же. Он даровал мне титул. И привилегии!
– Он заколдовал тебя! – выкрикнула феечка. – Прочти же книгу!
– Книгу? Какую?
– Эту, черную. Да читай же!
Хоакин пробежал взглядом первые строчки. Рассеянная улыбка понемногу угасала. Он поднял на феечку недоуменный взгляд.
– Но… Я ничего не понимаю; сударыня.
– Хок, его магичество заколдовал тебя, – терпеливо повторила она. – Всякий раз, как ты чихаешь, проклятие приходит в действие. Ты становишься точно таким, каким был в день, когда впервые встретил Бизоатона Фортиссимо.
Перескакивая с пятого на десятое, фея рассказала разбойнику все, что знала. Чем дольше длился рассказ, тем серьезнее становились глаза Хоакина.
Наконец он спросил:
– Сколько же времени я заколдован?
– Уже сто лет. Прочти книгу. В ней – твоя жизнь.
– Моя жизнь… – Разбойник растерянно перелистал исписанные страницы. – Бог мой, вся жизнь… Тогда лучше прочесть. Извините, сударыня, у меня такой сумбур в голове. Как ваше имя?
– Маггара. Майская Маггара из рода Чайных Фей, сударь. Только мы на «ты».
– Хорошо. Если вас… если тебя не затруднит…
– Чаю?
– Точно. А как вы… ты догадалась?
– Случайно. Хок, я сейчас, ладно? Потерпи немного.
Маггара стрелой помчалась заваривать чай. Сцену, подобную этой, она видела много раз. Всякий раз Хоакина мучила сильная жажда: фиолетовый коротышка постарался на славу.
«Хорошо, что Истессо спокойный и сильный, – глотая слезы, подумала фея. – Другой бы ударился в истерику. Начал бы кричать, ломать руки. А Хок – никогда. И я – вот глупышка! – так привязалась к этому верзиле. Чем же все это закончится?»
Пока Маггара возилась с заварником, Хоакин читал книгу. Выяснилось, что он вел увлекательную жизнь, полную опасностей и приключений. Вот только ничего из этой жизни он не помнил.
В его памяти остались лишь скука и отвращение. Маленький нюанс: отвращение всецело относилось к университетским занятиям магией.
Магия, магия… Что есть магия? Одни считают, что удел волшебника – доставать голубей и кроликов из бутафорского цилиндра. Другие верят, что высшие достижения магии – големы, самоходные печи да магические кристаллы…
Хоакин никогда особо не задумывался над этим вопросом. Как истинный тримегистиец, он с детства привык, что его окружает волшебство.
Дома. На улице. За школьной партой.
– Хоакин, где ваше домашнее задание? Что значит «в лягушку превратили»? А голову? Голова на месте? Тогда расколдовывайте.
В классе Хоакин оказался самым рослым и сильным. Он не носил очков, он великолепно плавал, мог отжаться от пола сорок раз… в общем, выделялся не в лучшую сторону.
Естественно, одноклассники травили его. В ход шли все средства. Тут и тетради, превращающиеся в лягушек, и пуговицы от штанов, разбегающиеся тараканами. Марьяша Аллегрезо как-то во всеуслышание объявила, что не может полюбить человека, неспособного доказать лемму Кронекера-Капелли о дивергенции гамма-потока ля.
Хок на Марьяшу даже не смотрел. Но все равно было обидно.
Когда школа осталась позади, Хок вздохнул с облегчением. Оказалось, рано. Тертерок Истессо – отец Хоакина – отправил сына в Град Града изучать ледовое волшебство. Из академии Хоакин вынес три вещи: боязнь простудиться, отвращение к магии и фаянсовую солонку, украденную в столовой.
– Вот твой чай, Хоакин.
– Угум.
– Тебе не холодно? Возьми одеяло.
– Спасибо. Мне тепло.
Может, тебе меховые тапочки принести?
– Маггара, – разбойник на миг оторвался от книги, – скажи, Маггара, я часто простужаюсь?
– Нет. – Фея уселась на краешек стола, болтая крохотной ножкой. – Но это потому, что ты ведешь здоровый образ жизни. По утрам ты обливаешься ледяной водой, медитируешь, питаешься овсянкой.
Хоакин перевернул страницу. Там крупными буквами значилось: «Не верь. Зарядку я сроду не делал».
– Правда, чихать тебе время от времени приходится, – продолжала фея. – Ты носи эту книжку с собой, ладно?… Когда в засаде сидишь, горло потеплее кутай. Я все-таки позову Инцери. Пусть разведет огонь.
Майская Маггара щелкнула пальцами:
– Ужин, свечи, воск не вечен! – звонко крикнула она. – Вечер черен, ветер в двери, эй, сюда скорей, Инцери! Живо!
Дрогнуло пламя свечи. Лица на гобеленах ожили, задвигались. Ганс украдкой бросил под кровать недоеденный пряник; пес, лежавший у ног принцессы, сел и принялся яростно чесаться.
На столе, возле локтя разбойника, появилось размытое световое пятно.
– Инцери, будь добра… Что за вид, Инцери?!
Пятно сгустилось и превратилось в огненную ящерку. Стройную фигурку облекало черное бархатное платье с глубоким декольте. Черты лица ящерки не потеряли еще подростковой округлости, тем не менее на губах чернела помада, а веки…
– Ты взяла мои тени! – взвизгнула фея.
Огненная элементаль даже не раскрыла глаз:
– Я уже лет триста как совершеннолетняя. Пора бызапомнить. Что я, ненакрашенная пойду, как дурочка?… Дамаэнур…
– Но это же мои тени! Ты воровка!
– Я воровка?!
– Стоп, – веско произнес Хоакин. – Не драться, дамы. В чайник посажу. Инцери, разожги очаг, пожалуйста.
