К сожалению, российское духовенство не признало Унию, утвержденную Флорентийским собором в 1439 году. Митрополит московский Исидор, подписавший ее, был встречен на родине гневными протестами и низложен. Сейчас всякое упоминание об Унии считается делом опасным. Тем более я ценю доверие, которое оказал мне Алольцев, дав эту книгу. Он также обещал дать мне для прочтения житие весьма почитаемого им святого по имени Сергий Радонежский, когда переписчики закончат работу.
Жена Алольцева, по имени Людмила, очень хороша собой и приятна в обращении. По виду ей еще нет тридцати. У местных дам принято покрывать лица румянами и белилами, но ей они не нужны. Она, смеясь, рассказывала мне, как другие купчихи громко осуждают ее за то, что она является на общие праздники и церковные богослужения не накрашенная, как они, и они проигрывают рядом с ней в глазах своих мужей. Я позволил себе преподнести ей ручное зеркало хорошей кельнской работы, и она была очень довольна. Настенных зеркал у русских в домах не бывает, церковь относится к ним неодобрительно. Нет на стенах и картин или эстампов, как это принято у нас. Считается, что украшать комнату должны только священные изображения.
Почитание икон здесь доведено до такого же идолопоклонства, как это было у греков в Византии. Ведь русские приняли христианство от восточных схизматиков и старательно копировали и повторяли их заблуждения в течение вот уже шести веков. Думаю, Алольцевы не приглашают меня в другие горницы, потому что верят, что даже взгляд иноверца может повредить изображениям святых. В случае пожара обитатели дома прежде всего бросаются спасать висящие там образа. Один ганзейский купец арендует дом у русского, который заранее убрал и унес весь иконостас, а перед иконой, нарисованной на стене, долго молился и просил у нее прощения за то, что оставляет ее на поругание "неверным".
Все же мне кажется, что сами Алольцевы не склонны очень строго выполнять все требования православной церкви. Но они не хотят смущать и огорчать своих домочадцев, слуг, родню и по возможности сохраняют внешние правила благочестия. Со мной они о вере не говорят. Но я чувствую, что в их отношении ко мне - иноверцу - больше сострадания, чем презрения и осуждения. Ведь я, по их понятиям, обречен на вечные адские муки! Они, конечно, не могут позвать меня в свою церковь. Зато они недавно пригласили меня принять участие в празднике поминовения усопших, который проводится на кладбище под открытым небом. Все же они посоветовали - и я с готовностью согласился сменить немецкую одежду на русскую.
Видели бы Вы меня в этом наряде, бесценная фрау Урсула!
На голове у меня был нахлобучен красный колпак с меховой оторочкой и всякими побрякушками, колотившими меня при ходьбе по лбу и ушам. Поверх рубахи на меня напялили длинный зеленый кафтан, который называется "однорядка". Рукава у него откидные, свисают чуть ли не до земли, а полы спереди короче, чем сзади. На поясе у меня болтался ножик в чехле, ложка тоже в чехле и кожаный кошелек "калита". На ногах были красные сапоги до середины икры, с задранными носами и подошвами, подбитыми гвоздиками. Обувь здесь шьют по одной колодке, не отличая правого сапога от левого, и из-за этого к концу дня я натер себе изрядные мозоли.
Кладбище расположено на высоком берегу реки, так что все семейство Алольцевых с удобством добралось до него на ладье. Когда мы прибыли, то увидели там уже множество народу. Могилы были украшены красивыми расписными платками, на которых лежало принесенное угощение: пироги, оладьи, крашеные яйца, вяленая рыба. Плакальщики стояли кругом или опускались на колени в свежую траву. Между могилами ходил священник с дьячками, размахивал кадилом. Женщины буквально разрывали его на части, требуя, чтобы он помянул их покойных родственников в первую очередь. Ему зачитывали имена, он повторял их и возносил к небу мольбу о спасении их душ, закутанную в облачко ладана. Тут же получал плату пирогами и деньгами и двигался к следующей могиле.
Знаете ли Вы, что священник здесь не только не дает обета безбрачия, но, наоборот, не может получить приход, до тех пор пока не женится? Если же жена его умрет раньше него, он теряет право совершать многие важные обряды. Вдовый "поп" - это священник второго сорта, ему приходится уплачивать большие деньги, чтобы сохранить свой пост в церкви. Вы можете себе представить, какой трепетной заботой местные попы окружают своих супруг! Завидная судьба в стране, где битье жены считается чуть ли не долгом каждого главы семейства.
Плач и причитания прокатывались по кладбищу волнами. Вдруг я услышал близко-близко пение, пронзившее мое тело сладостной дрожью. Казалось, от ушей к сердцу у меня протянулась трепещущая серебряная струна. Я оглянулся и увидел, что поет жена купца Алольцева, Людмила. Игла ее голоса улетала высоко-высоко и словно бы нанизывала на себя плывущие по небу весенние облачка. Из-под закрытых век слезы текли по щекам, избавленным от румян и белил. Имена деда и бабки, лежавших в могиле, слетали с ее уст с такой нежностью, что даже ангелы Божьи могли услышать эту молитву и полететь к престолу Господню, просить о милости для двух вероотступников поневоле. Ведь и преподобный епископ Бертольд разъяснял нам, что души отступников были только сбиты с праведного пути лжепастырями Восточной церкви, но не погублены навеки. И Христос сказал хананеянке: "Велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему". Да будет по желанию Людмилы, да спасутся души близких ее!
Муж ее слушал пение, полуприкрыв глаза, стоял с непокрытой головой, заметно возвышаясь над другими плакальщиками и попами. Лицо его имеет сильно выраженный скандинавский характер, оно заострено вперед, как нос ладьи или острие топора. Помните, как Вы любили во время наших прогулок по улицам Любека испытывать мою способность угадывать характер встреченного человека по лицу? Так вот, если бы мы встретили Алольцева, я бы сказал о нем следующее: этот человек умеет выразить почтение богатым и знатным, но в глубине души всегда помнит, что перед Господом мы все равны; он способен честно соблюдать договор и первый не нарушит его; однако, став жертвой обмана, не станет жаловаться и попрекать нечестного, а затаится и в удобный момент нанесет ответный удар безжалостно; он не лишен сострадания к людям и способен отозваться на чужую беду, даже если видит, что человек сам навел ее на себя своими словами или делами; из Христовых заповедей ему легче всего исполнить "не судите, да не судимы будете"; но подставить левую щеку ударившему его в правую он не сможет никогда.
Торговля - мирное занятие, но Алольцеву, как и всем псковичам, уже не раз доводилось надевать латы и брать в руки меч. Сейчас снова возникает раздор у Пскова с немецкими рыцарями из-за пограничных деревень, и жена Людмила мрачнеет каждый раз, когда разговор заходит о возможной войне.
Написал "как и всем псковичам" и вспомнил, как Вы, дорогая матушка, иногда посмеивались над моей страстью сразу кидаться от отдельного к общему. Помните, я объяснял маленькой Грете, что такое птица, и заявил, что это просто животное, которое умеет летать. И вы тут же, с серьезным лицом, начали перечислять: "Например, пчела, комар, майский жук, божья коровка, а с другой стороны, курица, страус, домашний гусь..." Так и теперь меня все время подмывает описывать Вам русских "вообще", как племя с такими-то нравами, обрядами, одеждой, обычаями. Ведь слово "вообще" дает нам соблазнительную иллюзию власти над хаосом и непредсказуемостью бытия. Но я не поддамся соблазну! Вот описал Вам сеьмю Алольцевых и торжественно заявляю: они именно такие, сами по себе, на других - ни псковичей, ни новгородцев, ни москвичей - не похожие. И я очень надеюсь, что судьба позволит мне пробыть с ними подольше, узнать поближе.
