— Конечно, я ни за что не стал бы возражать. Должно быть, это приятно — обладать ею.
— Все мужчины — монстры.
Пока я надевал пальто, она продолжала держать пелерину в руках. Я спросил:
— Почему вы так оделись сегодня? Не боитесь, что кто-нибудь из «сестер» с вашего отделения увидит вас? Это рискованно.
Беверли мгновенно встревожилась. Вообще-то я пошутил, но шутка вышла недоброй. Любой студент может заметно испортить репутацию другого студента в глазах однокашников и даже всего факультета. Это делается с помощью невинной обмолвки на семинаре, намеренно — случайным замечанием за кофе или же просто выражением лица в аудитории. Правила соответствия общим стандартам и карательные меры против того, что отличается от общепринятого, редко бывают явно выражены. Само наличие таких правил и мер обычно отрицается. Однако они очевидны для тех, кто знаком с психологией групп. К сожалению, из-за них пострадала карьера не одного аспиранта.
Обыкновенно негативное отношение отражается в оценках работы студента и в рекомендательных письмах, особенно в тех, что пишутся строгими профессорами «правильных» убеждений, каковые присущи данному учреждению.
— Нет ничего дурного в том, что женщина иногда проявляет свою женственность, — высказалась Беверли.
— Возможно, — ответил я. — Вопрос, конечно, спорный.
— Я слышала, он обсуждался, — добавила она.
— Вы шутите? — удивился я. — Я-то думал, что это я шучу!
— Нисколько.
— Понятно.
— На мой взгляд, чуть-чуть женственности — это вполне естественно.
— Конечно, — согласился я.
«Интересно, — подумалось мне при этом, — существует ли где-нибудь мир, в котором женщины — или, по крайней мере, какой-то определенный тип женщин — не имеют другого выбора, кроме женственности, абсолютной и постоянной?» Еще я подумал о фантастическом мире планеты Гор, который, к очевидному сожалению, — всего лишь вымысел. Горианские мужчины, насколько я знал, не принимали ложной мужеподобности в невольницах, и это не давало рабыням выхода. Им оставалось только одно: быть настоящими женщинами.
— Но сегодня вы женственны не чуть-чуть, — заявил я. — Вы женственны восхитительно!
— Не говорите со мной в подобном тоне, — приказала мисс Хендерсон.
— Даже если это правда?
— Особенно если это правда.
— Почему? — спросил я.
— Потому что я личность, — ответила она.
— Вас устроит «восхитительно женственная личность»? — поинтересовался я.
— Не унижайте мое личное достоинство!
— А как насчет «восхитительно женственного маленького животного»? — спросил я.
— Вы чудовище! — воскликнула Беверли. — У меня такое чувство, будто вы хотите надеть на меня ошейник и потащить в свою кровать.
— Это было бы приятно! — пошутил я.
— Вы находите меня сексуально привлекательной, не так ли?
— Нахожу, — подтвердил я. — Это вас беспокоит?
— Нет, — сказала Беверли, — на самом деле нет. Я чувствую, что многие мужчины считают меня сексуально привлекательной. Некоторые даже пытались заключить меня в объятия и поцеловать.
— Ужасно! — воскликнул я.
— Я не позволила им добиться успеха, — заявила она.
— Очень хорошо.
— Я настаиваю на полнейшем уважении.
— А вам не приходило в голову, — поинтересовался я, — что ваша жажда уважения вступает в противоречие с развитием вашей сексуальности?
— Секс, — сказала Беверли, — это только ничтожная и неважная часть жизни. Секс необходимо рассматривать с правильной точки зрения.
— Сексуальность, — ответил я, — является основополагающей для человеческого существа.
— Нет-нет, — возразила мисс Хендерсон. — Секс не важен и несуществен. Как я уже сказала, его следует рассматривать с правильной точки зрения. Это понимают все просвещенные и развитые личности, как мужчины, так и женщины. Бесспорно, сексуальность является угрозой и помехой для развития настоящей цивилизации. Ее необходимо безжалостно обуздывать и контролировать.
— Чушь!
— Чушь?
— Да, чушь. Секс может быть помехой цивилизации определенного рода, — признал я. — Но не думаю, что оценил бы такую цивилизацию. В самом крайнем случае я согласился бы рассматривать форму общества, которая бы не была враждебна природе человеческих существ, но считалась бы с их желаниями и потребностями. Но в таком обществе не было бы нужды подавлять сексуальность, напротив, она бы расцветала.
— С вами невозможно разговаривать, — ответила Беверли. — Вы слишком невежественны.
— Возможно, — согласился я. — Однако среди всех этих умозрительных предположений одно совершенно очевидно.
— Что именно? — поинтересовалась она.
— То, что вы бесспорно и неоспоримо привлекательная и восхитительная молодая женщина, — промолвил я.
— Вы ужасны, — опустив голову, ответила мисс Хендерсон.
— Легко понять, почему работорговцы с планеты Гор могли бы заинтересоваться вами.
— Вы просто чудовище! — рассмеялась она.
Я был рад, что мне удалось хоть немного отвлечь ее от тревожных мыслей.
— Сегодня ваш наряд, — сказал я, — как и вы сами, нравится вам это или нет, восхитительно женственен.
Беверли посмотрела на себя и машинально провела рукой по бедрам, разглаживая атлас платья. Это был очень естественный жест. Я предположил про себя, что рабов на Горе наверняка учат таким жестам. Но у мисс Хендерсон он был абсолютно органичным. Я находил ее чрезвычайно привлекательной. Существуют ли рабы по природе своей? Если существуют, я уверен, что очаровательная Беверли Хендерсон из их числа.
— Какой вы отвратительный и невежественный грубиян! — улыбнулась она.
— Я никогда раньше не видел, чтобы вы надевали что-то по-настоящему женственное, — сказал я. — Кроме того, оказывается, вы признаете, что некая доля женственности вполне допустима. На вас это не похоже.
Беверли опустила голову.
— Безусловно, каким-то образом вы изменились, — добавил я.
— Возможно, — подтвердила она.
— Вы ведь недавно купили этот наряд? — спросил я.
— Да.
— Когда именно?
— Сегодня утром, — сердито взглянув, как бы защищаясь, призналась мисс Хендерсон. — Я подумала, что мне не повредит иметь хоть что-то нарядное.
— Вы сегодня больше чем просто нарядны, — заметил я.
— Спасибо, — ответила она.
— И вы сегодня немного накрашены, на глазах — тени, — добавил я.
