Пока же Мелисса только скривилась и включила музыку.
Рекс стоял на пожухлой лужайке перед отцовским домом —высокий и худой, запахнувшийся в извечный длиннополый черный пиджак. Лужайка унего под ногами умирала. Казалось, даже метелки травы подхватили какую-тохворь. С каждым годом после того случая со стариком дом все глубже погружался впучину неухоженности.
Старик получил по заслугам.
Мелисса притормозила у края тротуара. Она глядела на жухлуюкоричневую траву и длиннополый пиджак Рекса, и ей вдруг подумалось, что, кактолько она откроет дверцу, в салон машины хлынет морозный зимний воздух. Нозловредное солнце уже успело выжечь прохладу, дарованную вчерашней ночнойгрозой.
Стояла ранняя осень, учебный год только-только начался. Дозимы еще целых три месяца, и еще девять месяцев учебы в одиннадцатом классе.
Рекс забрался в машину, закрыл дверь и старательно сел так,чтобы не оказаться слишком близко к Мелиссе. Когда он поморщился, взглянув науровень громкости звука, Мелисса вздохнула и убавила громкость на одно деление.Люди не имеют права жаловаться на музыку, какой бы она ни была. Та трескотня,которая раздается у них в головах, пока они не заснут, в сто раз оглушительнее,чем любая трэш-металлическая[3] группа. А уж по части какофонийчеловеческие мысли переплюнут даже шайку десятилетних трубачей, играющих наулице в надежде сшибить хоть немного деньжат. Если б только люди могли себя слышать…
Но Рекс был не так уж плох. Он был другой. Его Мелиссавоспринимала так, как если бы слушала музыку по другому каналу, свободному отпомех дневной толпы. Он стал первым человеком, чьи мысли она выделила,отфильтровала из жуткой мешанины вокруг. И до сих пор она читала его мыслилучше, чем чьи бы то ни было.
Сейчас она ясно видела его волнение и жгучее любопытство.Она ощущала его нетерпение на вкус — настолько резким и настойчивым оно было всравнении с обычным спокойствием Рекса.
Мелисса решила помучить его ожиданием.
— Классная гроза была ночью.
— Ага. Я выходил ненадолго, чтобы поискать молнии.
— Вот и я тоже. Но только промокла как собака.
— Настанет ночь, когда мы обязательно найдем хоть одну,Ковбойша.
Мелисса фыркнула, услышав свое детское прозвище, нопробормотала:
Конечно. В одну прекрасную ночь.
Когда они были маленькие, когда их было всего двое, онипостоянно пытались разыскать молнию. Они хотели посмотреть вблизи, как разрядуходит в землю. Как-то раз, несколько лет назад, они целый час напролет мчалисьна велосипедах к яркому зигзагу, пылающему на горизонте. Но они не успели. Онии половину пути не проехали. Выяснилось, что до молнии куда как дальше, чем имказалось. Естественно, ехать обратно под проливным дождем пришлось намногодольше, и к тому времени, когда они добрались домой, оба вымокли до нитки.
Мелисса плохо себе представляла, что они будут делать, когдаим наконец удастся подобраться к молнии вплотную. Рекс не очень-тораспространялся на эту тему. Мелисса чувствовала, что он и сам не очень четкоэто знает. Но что-то он вычитал во время одного из своих путешествий.
Школа неумолимо приближалась, а вместе с ней приближаласьгремучая смесь мучительных потуг и непринужденного схватывания на лету.
Вблизи на смену вкусу приходил гвалт, горечь на языкеМелиссы плавно сменялась страшной какофонией. Скоро придется надеть наушники,иначе до начала уроков не дожить.
Мелисса сбавила скорость своего старенького «форда». Ейвсегда было трудно подъезжать к школе, а особенно — в начале учебного года. Онаочень надеялась, что обычное место, где она ставила машину — возле мусорногоконтейнера на пустыре напротив школы — свободно. Припарковаться где-то еще былобы непросто, а школьная парковка находилась слишком близко к очагу хаоса, иМелисса могла там не справиться с управлением.
— Ненавижу это заведение, — процедила она сквозьзубы.
Рекс посмотрел на нее. От его простых, четко выстроенныхмыслей ей на несколько секунд стало легче. Она даже смогла сделать глубокийвдох.
— Должна быть причина, — сказал Рекс.
Причина? Зачем кому-то может быть нужно, чтобы она, Мелисса,была такой? Чтобы каждый день терпела эти муки?
— Ну да. Все это придумано для того, чтобы превратитьмою жизнь в дерьмо.
— Нет. Есть что-то по-настоящему важное.
— Спасибо.
Подвеска «форда» жалобно взвизгнула — Мелисса слишком резковошла в поворот. Рекс внутренне сжался, но не из-за того, как его подруга веламашину. Он не любил причинять ей боль, и она это знала.
— Я не хотел сказать, что твоя жизнь не…
— Не важно, — прервала его Мелисса. — Непереживай, Рекс. Просто я терпеть не могу начало учебного года. Слишком многомелодрам, и все — на полной громкости.
— Ясно. Я понимаю, о чем ты.
— Нет, не понимаешь.
Место на стоянке оказалось свободным. Мелисса сбавиласкорость и выключила радио. Они опаздывали. Толпа учеников, вливавшаяся вгорловину открытых школьных дверей, излучала поспешность и нервозность. Пододним из колес «форда» треснула бутылка. Иногда старшеклассники приходили наэтот пустырь попить пивка во время ленча.
Рекс хотел задать Мелиссе вопрос, но она его опередила:
— Я слышала ее прошлой ночью. Новенькую.
— Я так и знал! — Рекс в восторге заехал кулакомпо щитку. Его волнение прорезало школьную мешанину словно ясная, чистая нота.
Мелисса улыбнулась:
— Да нет, ничего ты не знал.
— Ладно, пусть не знал, — признался Рекс. —Но был уверен на девяносто девять процентов.
Мелисса кивнула, вышла из машины и вытащила свою сумку.
— Ты жутко боялся, что ошибаешься. Так что я поняла,что ты действительно уверен.
Рекс заморгал, не улавливая логики. Мелисса вздохнула. Онаслушала мысли Рекса не первый год и кое-что знала о нем такое, чего он сам осебе не знал, да и вряд ли когда-нибудь мог узнать.
— В общем, она ночью выходила из дома, —продолжала Мелисса. — Не спала и…
Что-то еще. Что именно — Мелисса не могла сказать точно.Новенькая была какая-то не такая.
Они зашагали к школе, и тут прозвенел второй звонок. Послеэтого звука шум в голове у Мелиссы всегда стихал, смягчался до приглушенногодалекого рокота. В это время учителя призывали учеников к тишине, а отдельныеученики пытались сосредоточиться. На протяжении занятий Мелисса даже могланормально думать.
