– В том-то вся и загвоздка, – помрачнел Гарвин.
– Хорошо. Я вас слушаю, – сказал Мейсон.
Гарвин уселся в пузатое кресло для посетителей, не забывпредварительно расстегнуть свой двубортный пиджак.
– Скажите, пожалуйста, – начал он, – если брак расторгнут вМексике, это у нас считается?
– Лишь до определенной степени, – ответил Мейсон. – Всезависит от юрисдикции.
– А конкретнее?
– Как вам объяснить... – призадумался Мейсон. – Впсихологическом смысле «мексиканский развод», конечно, действителен.
– Что вы имеете в виду?
– Формально власти могут придраться к человеку, которыйразвелся в Мексике и хочет обзавестись новой семьей. Но если понятно, чточеловек действовал без принуждения, по собственной воле, власти обычно не чинятему препятствий, поскольку иначе в стране не хватило бы тюрем для людей,которых обвиняют в двоеженстве. Это разрушило бы огромное количество семей,внесло бы хаос в личную жизнь множества граждан. И в конечном счете получилосьбы так, что государство принимает на себя все расходы и устанавливает винучеловека, а осуждают его лишь условно.
– Значит, с «мексиканскими разводами» полный порядок? –просиял Гарвин.
– Я бы так не сказал, – улыбнулся Мейсон. – Однакоисчерпывающий ответ я вам смогу дать, только досконально разобравшись во всехтонкостях. Мало кто знает, что мексиканское правительство не желает превращатьсвои приграничные суды в полигон для наших семейных баталий. Оно много сделало,чтобы отладить ситуацию. Но у нас нет закона, который бы обязывал американскийсуд признавать развод, совершенный в Мексике.
– Проклятье, Мейсон! – воскликнул Гарвин. – Боюсь, что мненесдобровать!
– Может, вы все-таки расскажете толком? – предложил адвокат.
– Десять лет тому назад я женился на девушке по имени ЭтельКартер, – принялся рассказывать Гарвин. – Она была тогда такой милашкой, простозаворожила меня... Да-да, слово «заворожила» прекрасно подходит к моему тогдашнемусостоянию, я его употребил вовсе не случайно, Мейсон. Ну а потом выяснилось,что Этель – холодная, умная, расчетливая стер... Простите, не при даме будетсказано, – Гарвин отвесил легкий поклон в сторону Деллы.
– Любовь возвышает человека, – заметил Мейсон. – Но когдаона проходит, то нередко уносит с собой и все лучшее, возвышенное... Вероятно,вы оба виноваты.
– Возможно, – уступил Гарвин, – хотя вряд ли. Впрочем,сейчас важно, чтобы вы поняли, Мейсон, насколько страшный она человек.
– В каком плане? – спросил Мейсон.
– Да во всех! – вскричал Гарвин. – Она... она... она простодикая кошка! Помните старинную поговорку: «Злая баба хуже черта»?
– Давно вы расстались?
– По-моему, расставание наше тут ни при чем. Свистоплясканачалась, когда я женился. Этель прямо-таки рехнулась от ярости.
– Кстати, – поинтересовался Мейсон, бросая многозначительныйвзгляд на Деллу Стрит, – как выглядит ваша теперешняя жена?
– Это рыжеволосая красавица с голубыми, как небо, глазами.Когда в них смотришь, то кажется, заглядываешь ей в самую душу. Кожа у неебелая и нежная, как обычно бывает у таких рыжеволосых женщин. Черт побери, онанемыслимая красотка! Розанчик! Колдунья!
– Да-да, я понимаю, – перебил его Мейсон. – Кстати, раз ужмы заговорили о женщинах... скажите, у вас не работает симпатичная девушка летдвадцати трех – двадцати четырех с хорошей фигурой: тонкой талией, высокойгрудью... Нет у вас длинноногой сероглазой блондинки, а?
– В моей конторе? – поразился Гарвин. – Господи, да, судя повашему описанию, Мейсон, это какая-то голливудская звезда!
– Ну, она действительно недурна собой, – признался Мейсон.
Гарвин покачал головой.
– Нет, я такой не знаю.
– А фамилия Колфакс вам не знакома? – поинтересовалсяМейсон.
Гарвин призадумался.
– Когда-то, – наконец произнес он, – я имел дело с однимКолфаксом... Точно не помню, но вроде бы это было связано с шахтами... Ах, мнестолько приходится держать в голове, Мейсон!.. Однако я хотел поговорить с вамио моей первой жене.
– Пожалуйста!
– Так вот, – возобновил свой рассказ Гарвин. – Примерно годназад мы расстались. Нельзя сказать, чтобы нормально. Видите ли, мы не ладили,и я... я нашел себе занятия на стороне: много времени проводил в клубе, играл впокер, ходил развлекаться с приятелями. Жена, правда, тоже дома не куковала ине чахла во цвете лет. Проклятье, Мейсон, в нашей жизни вдруг настал такоймомент, когда каждый начал существовать сам по себе. Честно говоря, она мне осточертела.И я ей, по-моему, тоже. Во всяком случае, расстались мы без слез, без горечи.По-деловому. Я отписал ей шахту в Нью-Мехико, которая приносила прекрасныйдоход.
– Вы уладили свои дела официально? – спросил Мейсон.
– Нет, здесь я как раз и совершил небольшую ошибку. Я нестал оформлять никаких бумаг, однако Этель всегда отличалась честностью вделовых вопросах! Я отдал ей шахту, и мы решили посмотреть, как пойдут дела:если все будет нормально, то шахта перейдет в ее безраздельное владение; вслучае же неудачи я обещал предоставить ей другой источник дохода.
– И все сложилось удачно?
– Наверное, да, – пожал плечами Гарвин. – Сейчас важнодругое: Этель уехала в Нью-Мехико, побыла немного на шахте и написала мне, что собираетсяв Неваду. Дескать, она решила подать на развод. А потом, через некоторое время,до меня дошли слухи о том, что нас развели. Не от нее, а от наших общих друзей.
– Надеюсь, вы сохранили и его, и письмо Этель, присланное изНью-Мехико?
– Увы, нет.
– Она разводилась через агентство «Рено»?
– Очевидно, нет.
– Так. Досказывайте вашу историю.
– Затем я встретил Лоррейн Эванс, – лицо Гарвина расплылосьв глуповатой улыбке. – Что сказать вам о Лорри, Мейсон? Жизнь моя вдругначалась заново, словно кто-то взял и перевел стрелки часов. В этой женщинеесть все, что я надеялся обрести в Этель, когда женился на ней. Черт побери, досих пор не могу поверить своему счастью!
– Я знаю, ваша Лорри – истинный клад, мечта поэта! Нодавайте оставим восторги на потом, – нетерпеливо перебил Мейсон.
– Раньше, – продолжал Гарвин, – меня все эти бракоразводныеформальности мало волновали, но когда я встретил Лорри, то... В общем, язахотел обрести свободу и послал запрос в «Рено», чтобы получить документы оразводе. Но оказалось, никаких документов там нет!
