травматолог.
А Настька просто дура.
Но Катерина её вытащит. Пока не знает, как, но…
— А у вас там есть врачи?
— Целители, — Гремислав сам собрал тарелки и отнёс на кухоньку. И чая заварил. — Это похоже, но не совсем то… к слову, ты меня не боишься?
— Да как-то нет.
— Я некромант.
— Это я поняла. Хотя, честно говоря, оно как-то всё равно не воспринимается. В нашем мире нет некромантов… и нежити. Да и в целом магии.
С чайником электрическим Гремислав справился сам. И с чаем вернулся.
— Люди некромантов боятся.
— Почему?
Гремислав пожал плечами.
— Не знаю. Не думал как-то. Просто вот… даже дома меня… мне… не рады? Нет, не совсем правильно. Рады, конечно. Всегда были. И будут. Но… матушка может находиться рядом со мной. Отец. Сёстры.
— Много их?
— Две. Цветане восемь, а Милолике — тринадцать. Её уже и сватают, но отец согласия не даст. Рано ещё.
— А она? Или у вас мнение женщины мало кого интересует.
Гремислав поставил перед Катериной кружку с чаем. А за окном гудел ветер. И к самому окну прилипли белые пятна снега.
— Отчего же. Разве добрый родитель будет своего ребенка неволить? Но порой влюбленное сердце слепо…
— И глухо. И в целом человек теряет остатки ума, — проворчала Катерина. — Знакомо… значит, семья у тебя большая. А твоя?
— Некромантам с этим сложно, — он снова устроился на прежнем месте, подальше от Катерины. — Говорю же… нас боятся. Или…
Гремислав задумался.
— Мы неприятны? Обычным людям. Силу, как ни контролируй, когда её много, то она вот прорывается. И рядом с некромантом тяжело находиться. Маленькие дети плачут. Взрослым вот тягостно. Маги, те могут защититься, но под защитой — это как… в доспехах целый день. Тяжко.
— Странно, — Катерина к себе прислушалась, отметив, что никаких особых неудобств не испытывает. — Ничего не чувствую.
— Может, сила сбоит. Или мир ваш, — как-то Гремислав это не слишком уверенно произнёс.
— Может, — согласилась она. — Посмотрим. А как ты вообще стал некромантом? Точнее как поняли, что ты — некромант?
— Это было предопределено, — он бросил в чай пять кубиков сахара. Потом подумал и добавил ещё два. — Мой отец — князь…
— Так ты, выходит, княжич?
Кивок.
Вот ведь. И главное, окажись Гремислав каким-нибудь бароном там или графом, или герцогом, возникло бы чувство… несоответствия? Пожалуй. А вот княжич — это да. С физии если, то истинный княжич. И Катерина сидит вот, пьёт чаи с княжичем-некромантом.
Может, и она свихнулась?
На пару с Ленкой?
А что, история знает примеры массовых психозов. Хотя там исходные данные слегка иные.
— У нас титулов нет, — пояснила она. — Никогда княжичей не видела. Извини.
— Да ничего. Матушка… когда стала княгиней, то над ней провели ритуал, — чай Гремислав размешивал неспешно и старательно. — Князь много власти имеет. Но дана она, чтобы землями править мудро, ко всеобщее радости и благоденствию.
Это уже звучало сказкой.
— А потому и вкладывают в женское чрево дар света, от земли исходящий, с тем, чтобы дитя в утробе ещё дар этот приняло. И чтобы он дитя переменил. Тогда рождается новый княжич. Светлый. И с землёй своей он связан, силу из неё черпает и её же бережёт, о ней заботится.
Звучало красиво.
— А некроманты при чём?
— В мире свет и тьма в равновесии пребывают. Нельзя кому-то отдать свет, не отдавши и тьму. Вот второй ребенок обычно и получается некромантом.
Охренеть.
Катерина и охренела. И прихлебнула чайку.
— Значит, твой брат… князь. А ты некромант?
— Будущий князь, — по лицу Гремислава пробежала тень. — А я — некромант. Не думай. Я не в обиде. Дома меня любят и уважают. И каждый знает, что я принял силу свою платой за благополучие княжества.
Живая жертва.
— Кроме того некромантом быть куда интереснее чем князем, — он улыбнулся. — Князь… мой отец не способен надолго свои земли оставить. Слабеет он без них. А я вот могу по мирам ходить.
— Их много?
— Очень. Разные. Есть открытые, которые связаны с другими… как вот города и сёла дорогами. Они и торгуют, и обмениваются. Порой — воюют, но это уже сложнее. Есть полуоткрытые, в которые можно попасть. Портальщики строят переходы, если имеется надобность. Есть запертые, ещё не готовые впустить в себя иную силу ли, людей ли. Или такие, как твой, что лишь начали сбрасывать защитный покров.
— Тебе это нравилось? Твоя работа?
— Да, — он ответил просто и ничуть не задумываясь. — Меня обучали с малых лет. Когда знаешь, каков у ребенка дар, это просто. Потом, когда я начал входить в силу, пришлось уехать. В Гильдию. Это… это нужно. Молодые некроманты не всегда способны сладить с даром и могут нечаянно навредить себе или кому-то…
Он осёкся и помрачнел.
— Ты этого боишься? — очень тихо спросила Катерина.
И по выражению лица поняла — угадала.
— Ты не помнишь, что случилось там, верно? — момент был подходящим, потому что сам Гремислав не скоро решится. — И боишься, что те, кого ты убил, могли оказаться людьми?
Огромная рука сдавила кружку.
И разжалась раньше, чем та треснула.
Вдох.
Выдох.
Контроль у него потрясающий.
— Да, — ответ тихий. — Но…
— Не обязательно говорить сейчас. Просто… я теперь хотя бы знаю, что ты хочешь вспомнить.
— А я не знаю, хочу ли. Дело закрыто. Меня признали невиновным.
— Признали. Они. Кто именно, понятия не имею. Но дело не в них. Дело в тебе самом. Верно?
Молчание.
И слышно, как там, снаружи, вздыхает и стонет ветер. И в вое его слышатся голоса, которые переговариваются, перешёптываются на разные лады.
— Если… если и вправду я убил… человека? — тихо спросил Гремислав. — Если не все они были… нежитью? Что тогда?
И Катерина совершенно честно ответила:
— Не знаю.
Утро началось с телефонного звонка. Причём на часах было четверть седьмого.
Катерина застонала и сняла трубку.
— Да, — произнесла она тихо, но тоном, который должен был бы пробудить в собеседнике если не совесть, то хотя бы сомнения в том, что стоит звонить людям в такую рань.
— Катерина Андреевна! — раздался нервный голос, который
