лице Птичкиной сидели изящные тонкие очки в невидимой оправе, в носу же поместился блестящий серебряный пирсинг, который он запомнил с фотографии.
Всё это вместе придавало ей вид «заучки» из порнофильма, и какое-то время Багинский не мог для себя решить, хорошо это или плохо. Однако взгляд его поехал еще ниже, уперся в короткую, плиссированную юбку, явно одолженную из того же порнофильма, в черные чулки, облегающие невероятно длинные ноги девушки, в высокие, шнурованные ботильоны, делающие эти ноги еще длиннее… И он, отбросив всякие сомнения, должен был признать, что всё это очень, и очень хорошо.
И еще долго не мог разобраться, почему «хорошо». Ведь не специально же для него она всё это нацепила? С другой стороны, каждый день люди так не ходят. Нормальные, во всяком случае.
Заставив его вздрогнуть, резким движением руки, Птичкина откинула со лба прядь гладких, темных волос, отражающих свет, и только сейчас он заметил еще одну деталь — в руках она держала папку-классер с какими-то бумагами. Причем прижимала ее к боку с таким видом, будто пойдет сейчас куда-то с этой самой папкой, как по подиуму — «от бедра».
И она пошла. Пошла, пошла, пошла… прямо на него!
Неожиданно для себя Багинский застыл, как кролик перед удавом. Вжался даже в диван, подбирая ноги и забывая, как дышать…
И в ту же секунду вскипел, злясь на самого себя — он что, женщин никогда не видел?! Что за слабодушие! Подумаешь, чулки нацепила! Они теперь все ходят, как актрисы порнофильмов! Взять хоть Белову! Тоже любительница покрутить перед ним задницей — и ничего, не тает перед ней, как сосулька в весенний день. А тут издрожался весь, как пацан на первом свидании! Идиот!
— Стойте! Сядьте! — рявкнул он, собирая себя в жесткий комок и возвращая инициативу в свои руки. — На… диван! — поспешно добавил он, чуть запнувшись — в какой-то момент ему показалось, что Птичкина сейчас усядется к нему на колени.
Чуть надув губки, девушка грациозно опустилась рядом и положила к нему на колени свою папку.
— Вот тут синопсис моей работы, — с придыханием, наклоняясь к самому его уху, произнесла. — Сейчас найду…
Потом раскрыла папку и принялась завораживающе медленно перелистывать страницы — всё ещё у него на коленях, касаясь его всем, чем только можно и обволакивая какими-то сложными женскими запахами.
Из Багинского словно стержень выдернули. В одно мгновение он размяк под ее касаниями, растекся мыслями по дивану… а под папкой, мягко вдавливающейся ему в пах — наоборот, напрягся. Его одолевали два совершенно противоположных желания — хотелось одновременно расслабиться, блаженно откинувшись на спинку дивана, и резко, со звериным рыком наброситься на нее, заваливая на этот самый диван и задирая юбку ей на живот…
— Вот, Максим Георгиевич, читайте… Синопсис.
От звука собственного имени он резко очнулся. Надо же, как его размазало… А может, это от той рюмки коньяка? Вот уж точно от алкоголя все беды… От алкоголя и от Шапошникова, раздери его черти!
Максим Георгиевич шумно глотнул и выпрямился в кресле, благодарный папке, которая скрывала истинное положение дел.
— Да, да, конечно… — он прокашлялся и слегка расслабил галстук, одновременно расстегивая пару пуговиц на воротнике рубашки. Если так и дальше пойдет, ему придется и жилетку отправить вслед за пиджаком. — Жарко у вас все-таки… — пожаловался он, пытаясь усмирить дыхание.
— Да, — согласилась она. Чувственно вздохнула и плавным движением сбросила с плеч свой маленький пиджачок, оставаясь в полупрозрачной рубашке, мини-юбке и галстуке, спущенном почти до самого пояса.
Папка на коленях у Багинского резко подпрыгнула, и они оба уставились на нее — причем он в не меньшем удивлении, чем она. Черт побери… он давно так никого не хотел, как эту Пташкину-Птичкину. И как спрашивается, он будет в таком состоянии оценивать ее работу? Он же почти ничего не видит — очки запотели от лихорадочного дыхания, вырывающегося изо рта…
А никак он не должен оценивать ее работу — осенило вдруг его! Не для этого Шапошников послал его к ней… а для того, чтобы она пробила себе путь в его команду через постель!
Так вот почему она так вырядилась! Вот почему сидит рядом с ним в костюме студентки из порнофильма и чувственно вздыхает! Она прекрасно знает, кто он, и собирается соблазнить его, а не добиваться своего места мозгами! Ах, Шапошников… ах, прохвост! Думает, подложит под него смазливую студенточку, и дело в шляпе?
А он тут расшаркивается перед ней, легенды придумывает… Инкогнито хренов!
Ошеломленный, Максим Георгиевич опустил взгляд на лист бумаги, который открыла для него девушка, и его глаза расширились — лист был пустой! Она даже не удосужилась показать ему свою реальную работу, настолько была уверена, что он не устоит перед ней!
И он бы не устоял. Если бы не был Максом Багинским, который за свою жизнь обломал такое количество возбужденных студенток, что их можно было штабелями выкладывать и ходить по этим штабелям, не касаясь земли.
Но эту сучку он обламывать не станет — уж больно соблазнительна, зараза.
Он даст ей то, что она так настойчиво выпрашивает. Поиграет с ней — по своим правилам.
А вот потом обломает — и ее, и их общего хитрожопого «папу».
— С какой стати я должен всё это читать? — нарочито брезгливо он оттолкнул от себя папку, позволив ей свалиться с колен на пол. Чуть расставил ноги, привлекая взгляд девушки к своему паху под натянутой бугром ширинкой, и как только уловил в ее глазах испуганный блеск, ухмыльнулся и продолжил. — Свою тему ты должна знать наизусть. Бери стул, садись напротив и по памяти рассказывай, о чем докладывать собралась… А я пока… жилетку сниму. Жарко, знаешь ли.
Чуть неуверенно девушка встала и подхватила стул, стоящий рядом с маленьким столиком. Избавившись от жилетки, он наблюдал за ней.
— Нет, не так, — дождавшись, пока она поставила стул, остановил ее. — Поверни стул ко мне спинкой и садись на него сверху, как на лошадь.
— Зачем? — удивилась она, машинально начиная поворачивать стул. Потом, видать, поняла, в какой позе окажется в своей коротенькой юбчонке, и нахмурила красивые брови. — С какой стати я должна так сидеть? Это вы должны…
— Затем, что мне лучше знать, как вам… сидеть, магистрантка Птичкина, — он прищурился, приподнимая над очками одну бровь. И медленно принялся расстегивать верхние пуговицы рубашки.
Глаза девушки заволоклись дымкой, взгляд сосредоточился на его руках…
Словно под гипнозом, она закончила поворачивать стул к нему спинкой, и Багинский снова задохнулся, наблюдая,
