открытую и прямую дорогу Справедливости, Здравого смысла, Закона и Религии».
Глава 2
Великий преступник
Ноябрь-декабрь 1648
I
Король Карл I отмечал свой 48-й день рождения в воскресенье 19 ноября 1648 г. в Ньюпорте на острове Уайт. Джеймс Ашер, архиепископ Армагский и примас всей Ирландии, был выбран, чтобы прочесть проповедь при дворе. Он смутил своих слушателей чрезмерным восхвалением святости и величия монаршей власти: «Король – не только славен, он – сама слава; не только могущественен, но и само могущество». 49-й год человеческого возраста, в который вступал его величество, у евреев считался юбилейным: «В сердце каждого верного королю человека должны быть желание и стремление молиться за то, чтобы у короля состоялся настоящий юбилей».
Король, олицетворявший славу и власть, был низкорослым, уставшим седоволосым мужчиной, который большую часть проповеди просидел, прикрыв ладонью лицо. Некоторые присутствовавшие думали, что он смущен преувеличенными выражениями Ашера, столь далекими от реального положения дел в этот день, 19 ноября 1648 г. Потерпев поражение в борьбе со своим парламентом, он был пленником в течение двух с половиной лет. Его неволя была почетной: с ним обращались согласно церемониалу, и у него был малый двор, но суровая реальность скорее завуалированной, нежели скрытой. Он лучше своих придворных знал о грозивших ему опасностях, и, когда прикрывал лицо во время проповеди Ашера, это, возможно, скрывало конфликт чувств, который в тот момент он не мог контролировать. Неведомо для присутствовавших за последние сорок восемь часов он – в одиночку и полностью осознавая происходящее – принял решение, которое подвергало его жизнь неотвратимой опасности.
Ирония судьбы вдохновляла его придворных проповедников в самые критические моменты его правления. Когда он взошел на трон, Джон Донн, настоятель собора Святого Павла, для своей первой проповеди молодому королю выбрал тему мученичества. На его коронации старый епископ Карлайлский построил свою проповедь на тексте «Будь верующим до самой смерти, и я воздам тебе корону жизни». Донн тоже неосознанно стал пророком: «Последнее, что завещал тебе Христос, была Его Кровь… не отказывайся идти к Нему тем же путем, если Его Величие потребует этой жертвы». Эта жертва теперь потребовалась, и король Карл сидел, прикрыв лицо рукой, в то время как Ашер превозносил его славу и желал ему отметить юбилей.
К этому времени он уже привык к несчастьям. За последние годы стал выглядеть старым и напряженным; его щеки обвисли, появились большие мешки под глазами, волосы и борода сильно поседели. Он постепенно лишался всего, что ценил больше всего, и людей, на которых больше всего рассчитывал. В дни своего процветания он свободно перемещался между полудюжиной огромных дворцов, увешанных гобеленами, заставленных шкафчиками с редкостями и украшенных величайшими полотнами Тициана, Мантеньи, Корреджо и Ван Дейка. Теперь его жилищем был частный дом верного ему дворянина сэра Вильяма Хопкинса в небольшом городке Ньюпорте, а его великолепный двор сократился до нескольких маленьких комнат и горстки слуг. Роскошь, которой он когда-то был окружен, исчезла; охота, которая была его главным развлечением, попала под запрет из-за опасения его побега; количество соколов, гончих, лошадей было сокращено до скромных потребностей и регламентированной жизни. У него по-прежнему оставались его собаки – спаниель Шалун и любимая гончая Цыганка. По его словам, гончие любят своих хозяев так же, как и спаниели, «только не так льстят им».
Временами он играл в шары. Карл получал удовольствие от обсуждения серьезных вопросов со своими слугами. Он много читал – Библию, молитвенники, стихи Джорджа Герберта, Faerie Queene («Королева фей») Спенсера, переводы Тассо и Ариосто, листал страницы комментария иезуита Вильяльпандо к Книге пророка Иезекииля, возможно, не столько из-за их верноподданнического содержания, сколько из-за великолепных архитектурных вклеек, демонстрирующих концепцию Иерусалимского храма ученого иезуита – величественную классическую фантазию, которая повлияла на Иниго Джонса при проектировании Уайтхолла. Спасаясь от открывавшейся перед ним ужасной перспективы, король также обдумывал планы перестройки Уайтхолла, принесенные ему помощником Джонса Джоном Уэббом.
Король больше четырех лет не видел свою жену, которую сердечно любил; последние двенадцать месяцев он не видел никого из своих детей. В таких неподходящих условиях его настроение, всегда переменчивое, колебалось между смирением и иллюзорной надеждой. Он всегда любил интриги и без конца интриговал, и зачастую они отличались противоречащей себе сложностью. Он привык писать измененным почерком, посылать и получать зашифрованные письма, которые прятались в корзине для белья для стирки или засовывались в палец перчатки. Ему приходилось быть бдительным и настороже, не доверять незнакомцам, которые предлагали ему свои услуги, из страха, что это шпионы. По его словам, он мог оценить верность человека по тому, как тот целует его руку.
Тем временем простые люди, особенно женщины, тронутые его бедственным положением, находили способы проявить к нему свое благоговение. Молодая домохозяйка, сделав низкий реверанс, вложила в его руку самую красивую розу из своего сада. Сельские жители приводили к нему своих детей, чтобы он излечил их своим королевским прикосновением. Девочка, слепая на один глаз, на голову которой он возложил свою ладонь, закричала, что к ней вернулось зрение. Эксперименты со свечой показали, что действительно в какой-то степени так оно и было. Король сохранил свою обычную невозмутимость, но был заметно тронут этим эпизодом.
В то лето 1648 г. ряд восстаний роялистов, которые он сам отчасти и организовал, были одно за другим подавлены. Главнокомандующий парламентской армией лорд Ферфакс расправился с восстаниями в Кенте и Эссексе, генерал-лейтенант Оливер Кромвель разбил роялистов в Уэльсе и их шотландских союзников на Севере. Король, ожидавший на острове Уайт вестей от своих друзей, стоически воспринял известие об их поражениях, но не испытал угрызений совести из-за того, что снова вверг свою страну в войну и стал причиной смерти многих своих подданных. С его точки зрения, у него не было выбора: его долг состоял в том, чтобы возвратить себе любыми средствами утраченную им власть.
Разные интересы и разногласия сильно разделили его врагов. В то время к двум главным группировкам в парламенте применяли религиозные термины «пресвитерианцы» и «индепенденты». Пресвитерианцы были консервативными противниками короля, которые хотели вернуть короля на трон после передачи им парламенту контроля за вооруженными силами и реформирования церкви – упразднения епископов и очищения христианских обрядов. Во время войны многие из них надеялись на компромиссный мир. Индепенденты, как явствует из названия, верили в более широкую толерантность и всеобщую свободу для паствы избирать своих собственных священников и совершать богослужения по-своему, вне рамок древней приходской системы. С такими религиозными взглядами иногда, но не всегда, ассоциировались
