говаривал Децим — ситуация располагает!
* * *
— О-о-о-о, мальчик мой! — Агис за то время, что Рем не видал его, поседел, обзавелся залысинами, но был все так же громогласен и многословен. — Как ты возмужал! И докторскую степень все-таки получил, подумать только! Дай-ка я тебя обниму, мальчик мой, обниму — и поздравлю как следует!
«Мальчик мой» — так он всегда называл Аркана. И если тогда, несколько лет назад, для молодого аскеронца такое обращение казалось приемлемым — в конце концов, кабатчик взял юного студента под свое покровительство, дал ему кров и работу и помог освоиться в Смарагде, то теперь никакой другой реакции кроме ироничной улыбки оно вызвать не могло. «Мальчик» был на полторы головы выше своего бывшего покровителя, и едва ли не в два раза шире в плечах, и успел повидать за эти годы больше, чем Агис — за всю свою жизнь.
Алхимик спешно разгребал завалы в своей захламленной лаборатории и попутно сыпал вопросами, отвечать на которые не требовалось:
— А как там Зайчишка? Знаю — вы с ней сблизились, она мне писала… Такая умная, хорошенькая девочка, ты уж не упусти ее, да? И не задирай нос, что теперь доктор, она хоть в университете не училась, но умненькая! Атерна дал ей хорошее домашнее образование! А сам зятек что? Все так же бряцает оружием и видит во всех врагов? Удалось вам хоть о чем-то поговорить кроме алебард и шапелей? Он всегда готов вцепиться в глотку соседям! Надо жить в мире, в мире! Смарагда — благословенный город, где все уживаются, не то что здесь, в этой проклятой Богом Кесарии! Сырость, мерзость, снобизм, подозрительность, интриги, вечная подковерная грызня… Знаешь, это может кончится большой кровью, а я не люблю кровь, помнишь, мой мальчик?..
Аркан помнил. Кабатчик заказывал у мясников разделанные туши и никогда даже курице сам не отрубал голову. Не было числа его странностям… И это обширное помещение, которое выделила Кесарийская Башня для своего алхимических опытов — оно явно говорило о том, что странности это прогрессировали. Ни о каком порядке и чистоте, как это было заведено у Габи в Смарагде, тут говорить и не приходилось. Берлога сумасшедшего гения — вот на что походило обиталище Агиса.
Сам он расхаживал по лаборатории в своем обычном наряде, состоящем из алой рубахи, кожаного фартука и популярских штанов пузырями, передвигал и перекладывал книги, колбы,приборы и какие- то мелкие предметы с места на место и все никак не мог остановиться.
— Ты уж прости меня, что я не смог дальше отправлять тебе териак! — наконец, он освободил два стула, на один усадил Буревестника, на другой — взгромоздился сам. — Мне тут предложили такую работу, такую… Дефолианты, ауксины, фумиганты и прочее, и прочее, и невероятно огромные объемы, так что… Едва справляюсь. Еще и четырех глиняных приставили мне в помощь! Тупицы, каких свет не видывал, но простейшие операции выполняют с математической точностью! Перемешать, добавить точное количество, соблюсти технологию — в этом им нет равных.
— Глиняных? — удивился Рем.
— Вот эти вот глиняные маэстру! — он потыкал пальцем сначала в попарно стоящие у дверей и окна статуи.
Они выглядели точь в точь как имперские легионеры, только вылепленные из глины и обожженные в печи. Кирасы, шлемы, поножи и наручи — все терракотового цвета, керамическое.
— Это големы, — пояснил Агис. — Здесь, в Кесарии, маги слегка повернуты на идее сделать из неживого — живое. Ну, ты видел Тауруса на воротах… Есть и более смелые эксперименты.
— Живое из неживого может создавать только Господь, — нахмурился Аркан. — Остальное будет не жизнью, а пародией, ущербной и зловредной!
— Ну… Я бы не стал называть големов живыми. Они скорее машины на магическом ходу, чем глиняные люди. Эй вы, а ну — за работу! — крикнул Агис. — Первый — навести порядок на верстаках по схеме номер три! Второй — подмести и вымыть пол! Если попадутся предметы — выставить на верстак, чтобы первый включил их в схему номер три.
Големы зашевелились и принялись за дело.
— Они очень-очень тупые. Даже не так: тупость — это свойство ума, когда он плохо работает. Этим же рассудок не нужен, они руководствуются только командами, определенной их последовательностью. Зато память хорошая и никого кроме меня они слушаться не будут. Скажу побить тебя — побьют! — заявил бывший кабатчик.
— Не побьют. Думаю, я с ними справлюсь, — все-таки глиняные солдаты не выглядели слишком прочными, и Рем был уверен — у него получится обрубить им конечности скимитаром. — Что же заставило вас, дядюшка Агис, так спешно покинуть Смарагду и обосноваться здесь? Мы ведь с вами так хорошо сотрудничали…
— А что заставило тебя связать жизнь с орденом зверобоев, Рем? — выражение лица Агиса стало серьезным. — Я ведь знаю зачем нужен териак! И объемы, которые поставляет тебе Габриэль — они слишком большие для личного пользования. Атерна сообщил мне, кто ты такой на самом деле, мой мальчик…
— В самом деле? — Аркан даже расслабился.
Раз алхимик все знает — то к чему маскарад? Можно действовать напрямую и…
— Ты — один из основателей ордена и охотник на чудовищ! — выпалил Агис. — И иногда работаешь на Деспота Аскеронского. А потому — у нас с тобой общие враги, мальчик мой… О да, как бы это странно ни звучало — у Кесарийской Башни Магов и его превосходительства Сервия Аркана Старого, Деспота Аскеронского один и тот же враг…
Буревестник снова напрягся. Агис никогда не лез в политику, что же случилось теперь? Глаза Аркана буравили смарагдского кабатчика тяжёлым, фамильным взглядом.
— Проклятые эльфы! — вскричал алхимик. — Помнишь, я говорил тебе, что вся моя семья погибла, да? Моя жена, мои дети… Они мертвы, десять лет как мертвы… О, мои дети! Их забрали на потеху себе проклятые туринн-таурские нелюди! И теперь, когда в рядах одаренного сословия здесь, в Кесарии, и в других Башнях наконец укрепилось понимание того, что остроухие делают с нашей Империей — им понадобилось оружие. Действенное, страшное! И я дам его, дам столько, что ванъяр захлебнуться в собственных испражнениях и проклянут тот день, когда вышли из своих северных лесов! Я не люблю кровь, но эльфы ей умоются…
«Дефолианты, ауксины, фумиганты…» — в голове Аркана рефреном отозвались слова Агиса, которые он произнес в самом