Аркан-V. Исход
I КЕСАРИЯ
Тучи опустились низко, почти на самые покосившиеся, темные от времени крыши домов. Начал накрапывать дождик, усугубляя и без того гнетущую атмосферу. Среди серых стен безымянного переулка у самой границы Ремесленной и Торговой сторон стольного града Кесарии вот-вот грозила разразиться кровавая драма.
— Еще один любитель нелюдей, гляди-ка, — гнилозубая улыбка до ушей и утыканная гвоздями дубинка в руках местного жителя не предвещали ничего хорошего. — Уйди с дороги или ляжешь тут же, вместе с проклятым Богом коротышкой. Кесария для кесарийцев, Империя — для людей!
Самоуверенность — родная сестра гордыни, худшего из грехов.
Аркан поправил обшлаг камзола и криво ухмыльнулся, переглянувшись с Ёррином: популяры разглагольствовали про Империю, надо же! Да и вообще, молодчик с гнилыми зубами и трое его подельников живо напомнили Буревестнику гезов с «Красного», и вызвали в глубине души почти непреодолимое желание убийства. Популяров всегда легко распознать по замызганной одежде характерного фасона: штанам пузырями, чулкам, цветастым блузам и жилетам.
— Меня зовут башелье Ромул Беллами, — проговорил Рем. — И я обещаю искалечить каждого, кто встанет на моем пути. А мой бородатый друг мне поможет… Вы не умрете — будете жить с увечьями. Запомните — Беллами всегда выполняет свои обещания!
— Беллами? — на секунду популяр замешкался. — Ты что же — из наших?
Фамилия ведь была популярская, с северо-востока.
— Среди ваших много башелье? С дороги, маэстру, с дороги, пока не пролилась кровь! — Аркан шагнул вперед, взявшись за эфес меча.
Сверкер рядом злобно сопел, и чуть ли бороду себе не грыз. Эти четверо нарвались, но и понятия об этом не имели.
— Отдай Богу душу, а мне дукаты! — не выдержал самый молодой из популяров и угрожающе взмахнул топориком на длинной ручке.
Обычные грабители из городских подворотен — вот кто они были, а все их пафосные речи про нелюдей, вся популярская болтовня, служили только прикрытием для корыстных мотивов.
В тот же миг Сверкер с ревом ринулся в ноги гнилозубому, боднул его башкой в живот, подхватил под коленки опрокинул в дорожную грязь. Из рукава Аркана выхлестнулась гирька на длинной цепочке — и ударила в лицо любителю размахивать топориком. Кровь брызнула из разбитой скулы, Рем коротким движением кисти подкорректировал движение гирьки, дернул — и оружие популяра, обмотанное цепочкой, вылетело из рук ошеломленного налетчика. Оставшись беззащитным он ухватил себя за лицо и завыл.
Гном, усевшись верхом на поверженного врага, бил и бил гнилозубого его же собственной дубинкой, по подставленным рукам.
Двое оставшихся популяров в замешательстве начали отступать, но Аркан, отбросив дурацкий топорик, выдернул из ножен простой кавалерийский меч, поднял клинок над головой и яростно атаковал. Кривые кинжалы и разбойничьи ухватки — совсем не то, что могло остановить Буревестника.
Ему понадобилось меньше минуты, чтобы отсечь одному популяру кисть руки, сжимавшей оружие, а второму — ухо, и мощным ударом ноги в живот отправить в грязь — к скулящему и обливающемуся кровью главарю.
— Говно, а не город, — Ёррин демонстративно вытер руки об одежду поверженного бандита. — А еще столица! Пойдем пиво пить, монсеньёрище…
— Погоди, есть еще одно дело… — Рем стряхнул кровь с палаша и подошел к молодчику с разбитым лицом, который сидел тут же, на дороге, не обращая внимания на лужи и навоз вокруг.
Аркан потыкал его носком сапога и спросил:
— Запомнил, как меня зовут, убогий?
— Д-д-дыа-а-а… — из-за разорванной щеки каждое слово причиняло популяру мучения.
— А ну-ка, вслух и громко, чтобы я слышал! — потребовал Рем.
— Б-б-башелье Ромул Беллами! — прошамкал налетчик.
— Громче, чтобы все такие же ублюдки как и ты на три квартала окрест услышали! — Аркан был неумолим.
— БАШЕЛЬЕ РОМУЛ БЕЛЛАМИ, СЭР! — выкрик был отчаянным, пронзительным, кровь залила бедолаге всю одежду, бандит пребывал в состоянии, близком к истерике.
— Молодцом, — Буревестник потыкал популяра носком сапога еще раз, одобрительно.
Когда Аркан догнал Ёррина, тот спросил:
— На кой хрен тебе эта история с Ромулом Беллами? Ладно мне перед местными кхазадами лучше не светить свое прошлое, я еще побуду Барди Борри, но тебя разве не бесит эта личина и эта клипса в ухе? Зачем ты орешь про выдуманного башелье на каждом углу? И вообще — пора уже сбривать бороду! Ты с ней как… Как… Как дурак!
Буревестник только хмыкнул, и ничего не ответил.
* * *
Низкие, закопченные потолки, столы из толстых дубовых досок, приземистые табуреты, запахи жареной свинины и крепленого пива, глухой, затейливый барбанный ритм и рокочущий кхазадский говор — это совсем не то, о чем думают провинциалы, когда мечтают о Кесарии.
Но для Рема Тиберия Аркана Буревестника, Божьей милостью герцога Аскеронского и командора ордена Зверобоя, харчевня в кхазадском квартале на окраине имперской столицы в этот день оказалась самым подходящим местом. Всяко лучше глухих переулков Ремесленной стороны.
— Закажи у них еще свиной грудинки, Барди, — обратился он к Ёррину Сверкеру.
Тот хотя и смыл уже зловещие татуировки, и несколько оброс жесткими волосами на башке, все же, как и говорил, предпочитал сохранять инкогнито среди своих сородичей. Изгнание — серьезное пятно на репутации, и вовсе не важно, был ли приговор справедливым.
— Одному вам, сэ-э-э-эр Беллами, или остальным маэстру — тоже?
Остальные маэстру были вполне единодушны со своим сеньором, и совсем не прочь отведать свиной грудинки. Публика тут собралась самая почтенная: Скавр Цирюльник, Гавор Коробейник, Тимоти Сабо (он же Тимоня), Сухарь и Ослоп восседали за одним столом. Выбор заведения они не обсуждали: захотелось Аркану гномского крепленого и копченого — почему бы и нет?
— Итак, маэстру, у нас в активах семь голосов принцепс электор, — негромко проговорил Аркан. — Ну и скотская эта тема — гнилые местечки, скажу я вам. Нет, такие выборы Императора никак не могут считаться объективными и справедливыми. Каково: я форменным образом купил вицы принца Эверлесса, выплатив четыре тысячи золотых карточного долга! Это не принц, это пустое место похуже дю Пюса Лабуанского! Все его владения — полуразвалившийся дворец, пять деревушек со спившимися вилланами и три медных рудника, которые он сдает концессионерам из Тимьяна. Он просрал целое княжество, подумать только! И этот человек имел право голоса на выборах Императора —