лишними мыслями, пошел проведать своего самого первого пациента – рядового Скворцова. Того парня, которому Георгадзе ампутировал ступню. Парень уже очнулся, грустно лупал глазами на потолок палатки.
– Как самочувствие, боец? – бодро начал я. – Попить, утку?
– Спасибо, ничего не надо, тащ лейтенант.
Скворцов, поморщившись, попытался отвернуться.
– Ты это, не унывай. Ступня не хер – можно протез сделать. Будешь еще по танцулькам ходить, девок кадрить.
– Вы еще мне про Маресьева расскажите, – рядовой повернулся, губы у него задрожали. – Я сельский, из Владимирской области. Дома мать и еще трое братьев. Ну вот комиссуют меня, вернусь. И дальше что? Пенсию по инвалидности получать всю жизнь?
– Ну точно не в петлю лезть. Иди учиться, военным инвалидам полагаются льготы. Легко поступишь в любой вуз, получишь специальность. Советую идти на программиста учиться. Перспективная штука, за компьютерами будущее. И работа сидя на заднице, как раз для тебя.
– Точно? – солдатик заинтересовался. – У меня в школе была пятерка по математике!
– Ну вот… С этим разобрались. Давай ногу посмотрим.
Я размотал повязку, проинспектировал. Культя заживает пока что первичным натяжением. Есть краснота, отек, а с чего им не быть? Гноем не несет, гиперемия вверх не поползла, кость кожу не проткнула – считай, повезло. Как оно дальше сложится, не знаю, но вот сию минуту беспокоиться не о чем. Это потом уже будет реабилитация, протезирование, фантомные боли и прочие «радости» ампутации.
– Тут все пучком. Давай, держи краба, – я сунул Скворцову ладонь. – Главное, не кисни, жизнь не заканчивается, впереди полно чего интересного.
* * *
В конце дня Тихонов смог меня удивить. Порылся в каком-то ящике и достал пузырек от раствора объемом двести миллилитров. Открытый уже, закатка из фольги сорвана, осталась только резиновая пробка. Но прозрачная бесцветная жидкость налита была почти до краев.
– Вот, тащ лейтенант, держите, – протянул он мне пузырек.
Спрашивать, что это, было глупо. Достаточно открыть пробку, и знакомый любому гражданину в возрасте старше семи лет запах спирта сразу шибанул в нос.
– Это в честь чего? – удивленно спросил я. Понятно ведь, что дефицит и валюта.
– Ну… Работаем вместе, первый день… – почему-то замялся Валера и вдруг спросил: – Домой позвонить хотите?
– Спрашиваешь, – ответил я. – Кто ж не хочет.
– Пойдемте, познакомлю с нужным человеком, – предложил Тихонов.
Узел связи был от нас не очень далеко, но я всё равно мысленно поблагодарил Копца за кроссовки. Пофиг, что бэу, зато насколько легче ногам!
Фельдшер на правах старожила прошел мимо всех препон на пути и постучался в дверь кунга. Появилась узенькая полоска света, прерванная посередине чьей-то головой, и после недолгих переговоров Валера подозвал меня поближе.
– Ну заходи, новый доктор, – раздался жизнерадостный голос изнутри. – Будем знакомиться.
Вы встречали абсолютно довольных людей? Ну, если они не жители Таиланда? Чтобы вот улыбка от уха до уха, и не придурочная, не фальшивая, а самая натуральная, от души? Гагарина за такую первым космонавтом сделали, чтобы весь мир полюбил нашего парня.
– Добрый вечер, – поздоровался я осторожно, заходя внутрь кунга. Хрен его знает, может, мужик просто обкурился, потому и лыбу давит. Хотя запаха травы не слышно. Обычные связистские ароматы, помноженные на жару и низкое содержание кислорода.
– Хорошо, если добрый, – засмеялся молодой, лет двадцати семи, наверное, парень в полосатой майке. – Давай знакомиться, я – Гриша. Демичев. Тому самому – не родственник, – хохотнул он.
– Андрей. Панов, – пожал я протянутую руку.
– Рассказывай, что за беда? Домой позвонить?
– Ага, вот и плата за связь, – вытащил я из кармана флакончик.
– О, медицинский, уважаю, – крякнул от удовольствия связист. – А то самогонка местная – грустная песня, достала уже. Давай, куда там тебе?
– В Москву, – и я написал на полях лежащей на столе «Красной звезды» свой домашний.
– Ну давай, жди, процедура долгая, – Гриша показал на табуретку. – Посиди пока.
Что-то он такое творил, с кем-то соединялся, бормотал непонятное, и минут через пять позвал меня:
– Ну иди, сейчас разговаривать будешь. Только учти, слушать тебя могут не одни уши, так что поосторожнее с государственной тайной, – хохотнул он и протянул обычную черную эбонитовую телефонную трубку.
Связь, конечно, аховая. Но голос Анечки я узнал и сквозь треск и шипение. Я даже не успел сообщить невесте свое местоположение, как она меня огорошила сквозь слезы:
– Андре-е-ей! Как хорошо, что ты позвонил! Юрий Геннадиевич сказал, что Суслов вчера у-умер!
Меня как пыльным мешком по голове приложили.
– Точно?
– То-о-очно!
По ту сторону трубки лились слезки. И это я еще про Афган не сказал. Наверное, теперь и не скажу. По крайней мере сейчас.
– Не реви! Слышишь? Не реви, я придумаю, что делать. Запиши адрес. В/ч п.п. 71176 «А».
– Это всё? Я ничего не понимаю в этих обозначениях!
– Тебе и не надо. Главное, чтобы на почте понимали. Я постараюсь еще позвонить.
– Постой! А как ты устроился, что за госпиталь?
– Это не госпиталь, а медрота. Хорошо всё, сослуживцы отличные. Ни о чем не беспокойся, жди звонка.
Я повесил трубку, задумался. Размер задницы, в которую я попал, все разрастался и разрастался.
По моему лицу Гриша что-то понял, переспросил:
– Случилось чего? Дома? – спросил он, глядя на меня.
– Не дома. Есть радио какое-нибудь? Лучше не наше. Можно на английском.
– Рубишь? Молодец, – отозвался Гриша, вращая рукоятку приемника. – Сейчас сколько? Ну вот новости радио Пакистана через пару минут послушать можешь.
Про Суслова сказали не в начале, потом, после местных событий – идут бои там сям, советские войска проводят операции в таких-сяких провинциях… Сообщили только, что умер внезапно, в самолете, возвращаясь из поездки. Пошли рассусоливания, кто займет его место, случайно это или нет…
– Что бают? – спросил связист, кивая на приемник. – А то я их через три слова на пятое понимаю.
– Суслов умер.
– Дедок из Политбюро? Так немолодой уже мужчинка был, песочек с трибуны сыпался, пора. Наши не сообщали ничего. А ты что так переживаешь? Прямо взбледнул маленько.
– Да были общие знакомые…
Про лечение «дедка из Политбюро» я сообщаться не стал. Оно мне надо такие слухи по бригаде?
– Ишь ты, – покачал головой Григорий. – Бывает. Ладно, давай, закругляться будем, пока не спалили. Но ты заходи, не стесняйся. Свои люди. Кстати, не глянешь ногу мою? Может, сделать что можно? Сухая мозоль, замучила уже, ерунда вроде, а ходить толком не получается.
* * *
Пока я шел к нашим палаткам, много чего успел передумать. В основном плохого. Потому что на Суслова у меня расчет был. Если меня сюда запулили большие дядечки, то перебить их карты может только начальник покрупнее. А