за разом повышая налоги. Просто так такое количество переселенцев не хлынуло бы на север в поисках лучшей жизни, они же знают, что северяне диошен ныне едва терпят. Впрочем, не нам их судить.
— В любом случае, почему Вам было так важно услышать мою собственную версию событий?
— Очевидно, для того чтобы оценить твой уровень и понять, что ты из себя представляешь. И Кайе, и Ола просили оставить тебя в поместье. Они искренне верят, что из такого недоучки как ты можно слепить толкового сайши.
Правда била наотмашь, но слышать её было приятнее, чем необоснованную похвалу — недоучкой он и был, кем ещё?
— Вы считаете иначе?
— А ты хочешь остаться в Ваккеш Ати? — что за дурная манера высокородных господ отвечать вопросом на вопрос? — Ты до одури боишься высоты, не желаешь быть слугой и безумно дорожишь своей свободой, даже если она вызывает у тебя определенные трудности.
Как он всё это понял?
Когда успел?
Неужели слухи не врали и принц действительно читает души подобно открытым книгам?
— Я… — у Рины пересохло горло. — Мне очень понравилась жизнь в Поместье, милорд! Но… Я не думаю, что смог бы стать его частью.
— Почему же?
На правду — правдой.
Рина понимал, что это всё — формальность.
Что его судьба была решена в тот самый миг, когда он впервые ступил на землю принца.
…Когда увидел принцесс…
— Цишен же не берут учеников из аниа.
— Я — не цишен, — голос принца стал подобен стали, и было в этом что-то болезненное, принцесса даже отпрянула от супруга. — Я — сын золотого неба А'Ксаана, все мы его дети.
— То есть…
— То есть — мне всё равно на происхождение, расу, пол и возраст адептов моего ордена, пока они верой и правдой служат мне и помогают мне защищать этих бестолковых созданий, по недоразумению называемых разумными. По-настоящему талантливых и способных сайши среди людей немного, всё-таки, у нас очень специфичная система обучения, да и развитие меридианов своеобразное. Если я что-то от своего отца и унаследовал, то это способность находить таланты. У тебя есть хороший потенциал, но знаний у тебя катастрофически мало. В моих силах дать тебе эти знания. Ты не выживешь в этом огромном и равнодушном мире самостоятельно. И это стало бы пустой тратой способностей, терпеть такое не могу. Оставайся в Гнезде, и орден станет для тебя семьей, которой ты лишен и которую ты так отчаянно ищешь.
Глава 3. Шани Талэ
День рождения Императора было принято праздновать с размахом.
В этот день храмы были заполнены толпами прихожан, воздух становился сизым от дыма благовоний, а пожелания долгих лет Владыке звучали вместо приветствий. Улицы расцветали ярмарками, бродячие артисты устраивали представления, развлекая народ, коему полагалось радоваться, отдыхать и молиться за здравие Его Императорского Величества.
Праздник охватывал все бескрайние земли империи — от громадных торговых городов до захудалых деревушек, всё украшалось алыми цветами и черно-ало-золотыми знаменами.
Но, конечно, наибольшего размаха празднование достигало в столице империи, прекрасной древней Тау'Ксе, пережившей сотни своих владык, заложенной ещё самим Эйреном, родоначальником Дома Талэ.
И, конечно же, в императорском дворце в этот день собралась вся верхушка шесс'ен на торжественном приеме. Главы Великих Кланов и их наследники, вся элита их общества.
И Шани, как идеальному Наследнику Империи и любимому сыну своего отца, полагалось всем улыбаться и быть любезным, смотря, как лебезили перед ним все эти подхалимы и лжецы, в жажде получить себе его расположение.
Все они хотели получить себе выгодное место при будущем Владыке.
Все они лгали.
Все они считали его глупцом, не замечавшим их манипуляций.
Все они были просто отвратительны.
Усилием воли Шани не позволили себе поджать губы — его лицо должно быть приветливым и доброжелательным, иначе царственная матушка расстроится, ведь его неудовольствие, увы и ах, высокородные господа могли принять на свой счет.
Матушку расстраивать не хотелось.
Совсем.
Он продолжал разглядывать гостей праздничного приема, выискивая знакомые лица — хоть кого-то, кому можно было доверять и рядом с кем можно хоть немножко ослабить бдительность и перестать контролировать каждое микродвижение мышц лица.
Увы — контроль над собой никогда не был добродетелью Шани, так говорил его царственный отец. Впрочем, он же говорил, что это недостаток, подобный самой юности, ею же и порожденный — он пройдет с годами.
С опытом.
А пока сей опыт нужно было нарабатывать.
Утешало только то, что для его отца всё это творящееся вокруг безобразие тоже было неприятным и отталкивающим, он всегда предпочитал поле битвы всем этим политическим подковерным играм, и видеть полный гостей зал ещё одним сражением, просто умственным, он отказывался, хотя матушка и пыталась его в этом убедить.
Безуспешно.
Сама же матушка в бесконечном блеске золота, в алых шелках, расшитых черными драконами, чувствовала себя в толпе высокородных господ совершенно естественно, и, кажется, получала истинное удовольствие от их компании.
Страшная женщина.
Его царственный отец считал так же, пусть никто, кроме самого Шани и его братьев, не видел того благоговения во взгляде, который он бросал на свою супругу.
Впрочем, все всегда смотрели на Императрицу, где бы она не появилась.
Золото глаз и буйные рыжие кудри тому очень способствовали, и в своих алых платьях она была похожа на ожившее пламя, прекрасная и смертоносная, способная спасти и уничтожить без всякой жалости.
Женщина-огонь, единственная, кто оказалась достойна стоять не за спиной, но плечом к плечу с Владыкой.
И даже спустя многие десятилетия с их коронации она продолжала купаться в восхищении и народной любви, ничуть того не стесняясь.
…На фоне их матери Никко, сама по себе яркая, талантливая, просто потрясающая, всегда терялась.
Старшую сестру Шани жалел — она, такая же красавица, такая же умная, образованная и начитанная, почти никогда никем не воспринималась всерьёз. Хрупкая и не склонная к насилию, в мире, где всеми правили сайши, она была для всех пустым местом, ведь не было в ней ни магических способностей каких-то выдающихся, ни желания их развивать.
Впрочем, если что по-настоящему досталось Никко от матери кроме волос, так это несгибаемый характер — себя жалеть она не позволяла, и, несмотря на тщетность всех своих попыток, продолжала заставлять всех вокруг считаться с собой.
И Шани недооценивать сестру не спешил — она была одной из немногих, кто по-настоящему и бескорыстно относился к нему с добротой и теплом, хотя, если так подумать, оснований на то у неё не было.
…Став Императором, Шани обязательно
