то, что меня нужно любить и лелеять, даже если это было лишь на одну ночь. Я хотела, чтобы меня держали так, как этот мужчина обнимал меня, пока мы танцевали.
Другой частью была агония, потому что на следующий день я выходила замуж, и Боже помоги, я молилась, чтобы никогда больше не увидеть его, чтобы найти способ простить себе грехи, которые совершила.
Я должна была знать, что никогда не смогу искупить свои грехи, чтобы получить прощение, и его присутствие стало доказательством этого.
— Мама! — Хэдли бросилась ко мне, а ее глаза наполнились ужасом, глядя на продукты на земле.
Дерьмо. Я позволила им упасть.
Ненавижу, что она так волнуется.
— Все в порядке, детка. Я соберу. Хэдли повернулась к мужу, когда увидела, что я снова обращаю на него взгляд.
— Коннор, это моя мама.
Коннор. Я давала ему столько имен, но Коннор подходит лучше всего. Имя крепкое, как и сам мужчина.
Время не сделало ничего, чтобы уменьшить его привлекательность.
Его глаза глубоко изумрудно-зеленые, что заставляет меня чувствовать, будто я дрейфую. Его волосы длиннее, зачесанные набок, что придает ему немного мальчишеский вид, но это только добавляет привлекательности. Потом тело. Боже мой, его тело греховно. Рубашка мужчины цепляется за руки, и я не могу отрицать мышцы под ней.
Его грудь шире, чем я помню.
А я помню все.
Его прикосновения, его запах, звук его голоса, когда он занимался со мной любовью, о которой я даже не подозревала.
Он и память о той ночи были нужны мне больше, чем он мог представить. Я переживала ее столько раз, цепляясь за те чувства, в которых отчаянно нуждалась, обожая то, как мой мир оживал и цвета становились ярче, когда я была с ним. Он был как комета, зажгла небо, а ее хвост для меня так никогда и не погас.
Но сейчас он здесь? И это угрожает всему — включая жизнь маленькой девочки, возле которой он стоит.
Я посмотрела на них обоих, когда присела, пытаясь поднять то, что уронила.
— И где вы познакомились? Он также приблизился, наклоняясь, чтобы помочь собрать предметы, которые находятся за пределами моей досягаемости.
— Я нашел Хэдли на дереве, и мне кажется, что она поранила руку.
Я хотел убедиться, что она безопасно вернется домой.
И тут же мое внимание переключилось на нее. Я не знаю, как это случилось, и причинил ли кто-то ей боль.
— Ты в порядке? Что случилось?
Она посмотрела на него, а потом снова на меня.
— Я упала.
Я закрыла глаза, желая, чтобы это было правдой. Кевин может причинять мне боль, но он никогда не поднимал руку на Хэдли.
— Дай мне посмотреть.
Она дернула рукав вверх, я коснулась синяка, который вырисовывается на ее коже, и возненавидела то, что он выглядит отечным.
— Мне нужно ее проверить.
Коннор взял в руки пакет с едой и передал его мне.
— Я могу чем-то помочь?
Я быстро покачала головой.
— Нет, нет, нет. Все в порядке. Мой муж работает на ферме. Я занесу это внутрь, а потом заберу ее. Спасибо тебе.
Я не могу позволить Кевину увидеть его. Он задаст миллион вопросов о том, кто он, откуда я его знаю, почему Хэдли не было в доме, где она была, и что случилось с ее рукой. Прямо сейчас мои эмоции слишком неуемны, чтобы разбираться с ответами. — Ты уверена?
— На все сто.
Коннор грустно улыбнулся, а потом коснулся макушки Хэдли.
— Будь осторожной, хорошо?
Хэдли улыбнулась ему.
— Ты тоже.
Он засмеялся.
— Я не тот, кто пострадал.
— Ты все-равно должен быть осторожным, потому что ты солдат.
Именно поэтому я его не видела. Он уехал, но, очевидно, вернулся.
Только я не знаю, что это значит и вообще это что-то значит в целом. Я даже не знаю, почему меня это волнует. У меня здесь своя жизнь с Кевином и Хэдли.
Мы не можем уехать, даже если бы и хотели. Кевин очень постарался, перевезя меня сюда, подальше от всех, кого я могла знать.
И все же мои губы раскрылись, когда я спросила: — Ты военный?
— Да, по крайней мере еще несколько недель. Потом уйду в отставку.
Я кивнула, благодарная, что он не останется.
— Что ж, спасибо, что вернул Хэдли домой.
Он сделал шаг ближе, от чего мой пульс ускорился. Мне нужны все силы, чтобы стоять на своем.
— Не за что…
Мое нутро начало бороться, чтобы не назвать ему свое имя. Я не хочу врать, но сказать ему, как меня зовут — все равно, что сорвать всю фальшь. Но я ему должна. Я так много ему должна, поэтому прекращаю спорить с собой и говорю ему правду.
— Я Элли.
Коннор приблизился еще на шаг, его глубокий голос коснулся меня, когда он произнес мое имя гораздо более прекрасным тоном, чем я когда-либо его слышала. — Без проблем, Элли. И было приятно с тобой познакомиться.
Я неуверенно улыбнулась.
— Да, мне тоже, Коннор.
Произнося его имя, я почувствовала, как часть мозаики собирается вместе.
Хэдли взяла мою открытую ладонь, и мы начали подниматься по лестнице, ведущей к дому, который уже разрушается, хотя мы называем его домом. Мы оставили его стоять позади и наблюдать за нами. И мне стало интересно, смог ли он увидеть то, что я старалась игнорировать последние семь лет — у Хэдли его глаза.
— Она не сломана, но вывихнута, — сказал доктор Лэнгфорд, проверяя ее руку, — Второе растяжение за последние два месяца.
— Да, она… Такая полная жизни и любит бегать и лазить по деревьям. Я не могу удержать ее ноги на земле.
Доктор Лэнгфорд кивнул.
— У меня был такой малыш. Всегда весь в синяках и царапинах.
Такова жизнь на ферме. Объясняет, почему тебе тоже немного не повезло, а?
Я киваю.
Ненавижу ложь. Ненавижу все это, но я так боюсь.
Я знаю, что мне нужно уехать отсюда. И хотя в этом есть доля правды, потому что Хэдли действительно невменяемая и постоянно куда-то лазит, меня вечно нет дома и я не доверяю Кевину. Она клянется, что это от падения, и я никогда не видела, чтобы он был с ней физически грубым, но могу ли я действительно доверять мужу, который готов выплеснуть свой гнев на жену? Я бы сбежала сейчас же, если бы имела куда, но у меня нет такого места. Мои родители умерли за неделю до того, как я вышла замуж за Кевина, и у меня нет ни денег,
