– восходящая звезда Демократической партии. Обама выступал за вывод войск из Ирака, открытый диалог с Ираном и сотрудничество с Россией по сокращению ядерного вооружения. Критически относился к «войне с глобальным терроризмом», которую начал Джордж Буш, считая главным приоритетом недопущение террористов к оружию массового уничтожения. Обама также поддерживал снижение налогов для среднего класса, создание новых рабочих мест, увеличение финансирования программ для борьбы с бедностью и снятие запрета на применение стволовых клеток.
Ветеран Вьетнамской войны, сенатор от Аризоны Джон Маккейн привлекал избирателей боевым прошлым и богатым жизненным опытом. Его твердый характер и репутация смелого честного человека были известны миллионам американцев. Маккейн выступал против ухода США из Ирака, поддерживал решение об увеличении численности американских войск в этой стране. Он неоднократно призывал к исключению России из «Большой восьмерки» и считал президента России Владимира Путина опасной персоной, а его политику – целенаправленными действиями против демократии и капитализма. Приверженец консервативных ценностей, Маккейн был против абортов, выступал за снижение федеральных расходов и сокращение социальных программ.
Глава 5
Я так привык к командировкам, что собирался в дорогу за полчаса и редко скучал в самолете. Обычно я читал, редактировал статьи или предавался размышлениям о жизни.
Рейс в Чикаго не был исключением. Садясь на свое место, я окинул взглядом попутчиков: пассажиры говорили по мобильным телефонам, посылали сообщения, быстро печатали что-то на лэптопах, и только после просьбы стюардессы отключить все электронные приборы мои спутники ненадолго оставили свои «игрушки».
Удивительно, но в двадцать первом столетии – веке супертехнологий и сверхскоростных коммуникаций, – при наличии сотовых, интернета и скайпа, у нас нет времени на обычную человеческую беседу tête-à-tête[2], потому что время каким-то образом перешло в разряд дефицита и превратилось в своего рода стратегический ресурс, как нефть и газ. Да, в двадцать первом веке время стало на вес золота: его катастрофически не хватает и с каждым годом становится все меньше и меньше.
Вошло в моду влюбляться, ссориться и даже разводиться по интернету и сотовому, а писать письма, отправлять по почте открытки и навещать друзей теперь старомодно.
Парадокс нашего времени в том, что мы много говорим, часто ненавидим и очень редко любим. Мы зарабатываем на жизнь, но не понимаем ее истинного смысла. Добрались до Луны, но не знаем своих соседей. Гордимся, что покорили внешний мир, но наш внутренний мир остался до сих пор не познан. Мы стали жить дольше, но жизнь перестала биться в наших сердцах.
В наших городах больше широких магистралей и высоких небоскребов, но узкий кругозор и ограниченное мировоззрение стоят на пути духовного прогресса, не позволяя двигаться вперед. Стало возможным расщепление атома, но предрассудки и отсутствие терпимости – по-прежнему камень преткновения.
У нас просторнее дома́, но меньше семьи. Мы получаем хорошее образование, но лишены здравого смысла. В мире тысячи экспертов, но значительно больше проблем; много врачей и сотни лекарств, но меньше здоровья. Мы увеличили свои доходы, но предали забвению нравственность и культурные ценности.
Мы все делаем наоборот. Спешим повзрослеть, а после сожалеем о безвозвратном детстве. Гробим здоровье ради денег – и потом тратим их, чтобы вылечиться. Постоянно строим планы на будущее, игнорируя настоящее, в результате лишаемся и того и другого. Живем так, будто мы бессмертны, а умираем, словно никогда не жили. Мы приходим в этот мир в гости, а ведем себя как хозяева. Берем у природы в долг, но редко его возвращаем.
Размышляя о нашем прагматичном веке, я задумался о чувствах: есть ли в наше время место для настоящей любви? Есть ли желание и силы любить? Готовы ли мы страдать, жертвовать, идти на риск во имя великой любви?
Отчего мы стремимся познать ее? Почему нас влечет испытать это безумное чувство вновь? Быть может, втайне мы желаем, чтобы нас заново открывали, словно загадочную планету? Хотим слышать, видеть и чувствовать все то, что уже сказано, увидено и прожито, только иначе? В душе мы верим, что каждый из нас слышит только ему понятный мотив любви, пишет свою историю любви, и давно прочитанная кем-то книга сулит радостное предвкушение для другого – того, кто ее еще не читал.
Откровенно говоря, мои отношения с женщинами были далеки от идеала. За сорок шесть земных лет судьба была крайне благосклонна ко мне и дарила незабываемые встречи, яркие путешествия и другие радости жизни, за исключением любви в истинном ее понимании. Любви, чьи приметы и сигналы совсем не сложно распознать. Эта неизбежная встреча душ, устроенная задолго до их рождения, столкновение двух галактик, способных навсегда слиться воедино или уничтожить другую и пройти этот бесконечный путь за двоих. Когда сделаны самые откровенные признания, взяты невыполнимые обеты и рушатся последние преграды. Когда вы заново открываете свою ранимую, уязвимую душу, впервые осознавая ее боль, страдания и безграничную, безусловную любовь, которая возвращает вас к Богу.
Да, я бы хотел испытать это волшебное, божественное чувство беспричинного счастья и сладкой сердечной истомы, какой-то чудесной опустошенности и невесомости, когда хочется улыбаться каждому встречному и быть вместе сутки напролет, когда неделя разлуки кажется вечностью, и любые слова лишние, и ты понимаешь, что самое прекрасное в мире – любовь.
В молодости я больше следовал мужскому инстинкту. Именно он диктовал условия моих отношений с женщинами. Для меня был важен хороший доступный секс без ответственности и обязательств. Мне хотелось разнообразия, веселья, легкости. До моего сорокалетия женщины представлялись мне соблазнительными сладостями из кондитерской, и мне не терпелось отведать разные сорта, но при этом не сделать ни один из них моим любимым, с которым я буду пить чай или кофе каждый день. Я хотел попробовать горький черный шоколад и сладкие леденцы, заморскую халву и воздушный зефир, молочный шоколад с изюмом и классическое безе. Моя «десертная коллекция» включала капризных брюнеток, миловидных блондинок, стройных шатенок и страстных рыжих. Мои пристрастия «сладкоежки» не имели жестких критериев и в буквальном смысле слова не знали границ. Я встречался с женщинами, которые родились и выросли за тысячи миль от Калифорнии. Ко мне на свидание приходили француженки, итальянки, африканки, англичанки. Привлекательность и взаимная симпатия были главными условиями.
Годы «обжорства» пролетели быстро, и я не заметил, как мне стукнуло сорок. И вдруг со мной произошла странная метаморфоза, будто я наконец удовлетворил свою страсть к «сладкому». На какое-то время у меня даже пропал «аппетит», так что мои знакомые и в шутку и всерьез предлагали мне обратиться к доктору за
