и лыбится, собака. Ну-с, бутылку и окно я уже разбил, теперь разобью ему рожу!
Я подбежал к нему, замахнулся, ударил, но не попал. Он как сквозь землю проваливался и снова появлялся где-то вдалеке. И всё лыбился, лыбился!
Не знаю, сколько я гонялся за этим козлосвином, но черномазый вдруг исчез, осталась лишь чернота. Холодная, злая чернота, а от неё невольно протрезвеешь.
Снег впереди кончился. Чуйка уберегла меня от рокового шага. То была не голая земля, а край ямы — широкой и длинной, точно под гроб вырытой. И дна ей не видать, хоть камень кидай и слушай: стукнет или нет?
Гнилое место. Гиблое место.
Я попятился, но в спину упёрлись не то костяшки пальцев, не то рога. И пикнуть не успел, как снег по бокам ямы исчез, и я провалился в бездонную могилу.
Ни ветра, ни звука, ни всполоха. Неужто я умер?
Потом как-то рассеялось; я точно очнулся ото сна, хоть и не засыпал… наверное. Кругом поле, а может лесок, не разобрать в темноте. Под ногами лёд и всё тот же снег. Из сугробов торчали не то кресты, не то костлявые березы. Звёзд да месяца я, сколько не подымал голову, не увидел, но вдалеке горел огонь. То не костёр, это точно, но и не свет из окошка избёнки. А жаль. Холодно зимой без сапог и без всего. Хоть ветра нет, а то бы околел на месте.
Не нравится мне этот бледный свет, ой не нравится! Точно гнилушка маячит, на смерть зазывает. Но куда ещё идти?
Иду на свет, а он где-то на опушке леса горит. Не могу разглядеть, что это такое. Надо поближе…
Всё-таки не протрезвел, получается?
Вижу, стол огромный стоит, какой на свадьбу и поминки ставят. Стулья стоят, тарелки блестят, а свет оказался от свечи. Только блюда пустые, гостей нет, а по стульям вороны скачут. Во главе стола сидит девица… или старуха. Эх, старый я стал, не разглядеть. Лицо острое, сама худая, глаза впалые. Хмурая. Увидев меня, указала на место подле себя. И тарелку пододвинула.
Хех, игривая! На живот мой руку кладёт. Старый я, но ещё ого-го! Девица или старуха? Не пойму…
* * *
— Зин, ты слыхала? Дед Максим околел.
— Да ну? Да ты шо? Да прямо до смерти?
— А то! Надрался, выполз из дому в трусах и умёрз в лесу. Так ещё какая-то гадина ему брюхо подъела, печени как не бывало.
— Страсти рассказываешь, Варя! Ей-богу, угомонись! Внучка малая носится, испугаешь ребёнка.
— Да что ты волнуешься? Что переживаешь? Они ж сейчас все продвинутые, хомячков хоронят и в какую-то Доку играют. Им легко: ну, помер дед Максим, да и… тьфу, не при детях будь сказано!
Как в телевизоре
Поток абсурда, который некий сценарист счёл достойным диалога, вытеснил жужжание телефона, поставленного на беззвучный режим. А вот с писком микроволновки такое не сработало — очень уж Майкл рассчитывал на кусок пиццы с ананасами, оставшийся с обеда.
Вскочив с дивана, Майкл зашагал на кухню. Стоило отворить дверцу прибора и выпустить запах горячего теста наружу, как желудок, доселе спокойный, сжался и будто бы заскулил, торопя своего носителя вернуться к телевизору и поработать челюстями. Не было причин задерживаться или протестовать. Да и поток сознания сценариста уже принял иную форму, судя по звуку. Даже экшен какой-то начался: что-то с грохотом и звоном разбилось.
Излишне реалистично разбилось.
«Так, стоп…»
Спешно, но с тарелкой в руке (зря, что ли, ходил?) Майкл вернулся в гостиную. Как он и опасался в душе, пузатый телевизор лежал на полу экраном вниз, а вокруг него валялись осколки стекла и пластмассы. Лицо Максима скривилось, словно тот закусил лимонной долькой, а мозг, похоже, не был готов анализировать произошедшее и выдал лишь спокойное: «Надо взять пиво из холодильника».
Туловище уже отреагировало на правильную, в общем-то, мысль — ужин ведь надо чем-то запивать — но не тут-то было. Совсем рядом раздался новый звон, и нечто большое и темное ввалилось внутрь через окно. Вздрогнув, Максим едва не выронил тарелку. Шторы скрывали интервента, но не полностью: ткань уже приобретала очертания высокого и массивного существа. До ушей донеслось напряжённое сопение. Владелец квартиры буксовал, дурная голова гнала к пришельцу.
И оно двинулось навстречу.
Лапы ступили на нижний край штор, натягивая их, но движение не прекратилось; материя с мерзким треском расползлась под когтями и весом существа, и на глаза Майклу показалась покрытая черно-белой шерстью лапа.
Взвизгнув, Майкл швырнул тарелку в животное и бросился к двери. Тварь не торопилась пускаться в погоню, и парень без затруднений выбрался на улицу.
«Хана ужину!»
Улица встретила напуганного домоседа перевёрнутым мусорным баком, в содержимом которого копошились еноты — и не только. У соседнего дома дымился разбитый автомобиль. Пучеглазая зебра щипала газон.
— Что случилось с этим проклятым пригородом?.. — Майкл шагнул, не глядя под ноги, и едва не покатился со ступеней кубарем. На пороге сидел детёныш панды и, повторяя за одним из пирующих енотов, вдумчиво тряс чью-то оторванную ногу вверх-вниз.
Из покинутого дома раздался рёв, и пятнистый медвежонок ответил на него. «Мама сейчас придёт». Вспотевший и побелевший Майкл не стал дожидаться воссоединения и покинул двор.
«Где же, блин, все? Неужели я остался совсем один?»
Ответ не заставил себя ждать. Противно визжа шинами, из-за угла выскочил розовый кабриолет с двумя неформалами… наверное.
— Не останавливайся, Артемон, гони вперёд! — обтянутая латексом пассажирка отличалась синими волосами и противным скрипучим голосом, а голый водитель в маске и с кляпом, похожим на красный клоунский нос — молчаливой исполнительностью. Заметив Майкла, яркая леди уделила ему толику внимания и показала средний палец. Даже два. Затем машина выехала за границы автодороги и затерялась между постройками.
«Не сожрут, так изобьют ржавыми трубами или чем похуже. Неужели нормальных людей не осталось?»
Прорыв
— Анжела, вы меня слушаете?
— Да, Михаил, я слушаю и записываю.
— Слава Богу! А то в кино показывают, что психолог только делает вид, что помогает, а на деле…
— …надеется, что пациент поможет себе сам? — Анжела взглянула на Михаила с укором. — К сожалению, это так не работает. Выговориться необходимо для снятия стресса, но проблема от этого никуда не денется. Её надо прорабатывать.
— Ох уж эти предрассудки, да? — Михаил с улыбкой повернул голову в сторону Анжелы. — Ладно, с чего начнём?
— Попробуем нащупать истоки вашей проблемы. Какие у вас в детстве
