на стол и почти не моргали.
— Тогда… — Чувственно вздохнув, девица погладила ладонями бёдра, бока, коснулась груди и расстегнула верхнюю пуговицу сорочки. — Тогда сразу десерт?
Виктор взглянул на секретаршу. Лицо его было нездоровым.
— Не сегодня. Я… я не в настроении.
Зови меня «тётя»
— Здесь всё такое… удивительное!
Окружённая старинной мебелью, фарфоровыми вазами и куклами, Грета словно очутился в антикварном магазине. Герберт и вовсе походил на мальчишку в кондитерской. Буквально всё в комнате привлекало его внимание.
— Дорогое, — тихо поправил Герберт. Услышала ли его сестра или нет, роли не играло. В полный голос он выразился иначе:
— Должен сказать, у вас впечатляющая коллекция кукол, миссис Даллас. Мы будем рады выкупить их для аукциона.
— Пожалуйста, зовите меня «тётя Мэг», — миссис Даллас приподнялась с кресла-качалки и разлила чай по чашкам. — Вы говорили, это будет благотворительный аукцион?
— Да, конечно, — Грета опустилась на диван. На кофейном столике, помимо парадного чайного сервиза, стояли тарелки с печеньем, пастилой и вазочка со сливовым джемом. — Вырученные деньги пойдут на лечение детей с онкологией…
— В благотворительный фонд Герберта Голдмана, — тихо поправил сестру Герберт, изучая очередную шарнирную куклу.
— О, так вы детям помогаете! Я их очень люблю. Даже больше, чем сладкое. А ведь я и сама карамель варю. Попробуйте!
Миссис Даллас указала на блюдца с синей каймой. Кроме чайных ложек и дымящих чашек, на них лежало по конфете: красная — в блюдце хозяйки, зелёная и синяя — у Герберта и Греты.
Герберт отвлёкся от кукол и, подбежав к столику точно ребёнок, закинул в рот конфету, а потом и половину всей пастилы. К джему он тоже потянулся, но, встретившись с Гретой взглядом, поспешил присесть и уделить внимание чаю.
— Мы дадим сорок за каждую.
Грета поперхнулась чаем, но миссис Даллас, похоже, не заметила, очарованная пухлым лицом коммерсанта. Тот отреагировал на смущение сестры раздражённым прищуром в её сторону. «Тебе ли удивляться, Грета? — читалось в этом взгляде. — Бизнес есть бизнес, и ты хорошо это знаешь».
— Чудесно, просто чудесно!
Грета скосила глаза и вздохнула. С такими покупателями, как Герберт, и воры не нужны.
— Что же вы, милая, грустите? — Миссис Даллас пересела на диван и обхватила ладонь девушки обеими руками. — Я уже немало пожила на свете и знаю, что деньги не главное.
— Рад, что вы так думаете! — Взгляд Герберта уже скакал по полкам, выискивая новую добычу. Дом «тёти Мэг» оказался сродни старинному сундуку, в котором несведущий найдет лишь хлам, а опытный глаз выловит сокровище.
Грету больше интересовала хозяйка этого сундука. Её лицо. Было в нём что-то необычное. Словно шкатулка с секретом, оно хранило за фасадом морщин и седины нечто юное. Нечто подвижное и энергичное. А взгляд… разве так добродушная старость глядит на своё прошлое?
— Подумайте, дорогая, — миссис Даллас прикоснулась к щеке девушки, — всё, что связано с деньгами, в конце развалится на фантики. Вещи покроются пылью, сотрутся, обесценятся…
Герберт закашлял. У Греты в горле тоже запершило, но она не позволяла себе издать ни звука. Лицо миссис Даллас сияло, морщины разгладились, а в седине множились коричневые волосы.
— Жизнь питает жизнь.
Голос миссис Даллас не мог принадлежать пожилой женщине. Да она уже и не была пожилой.
За спиной заверещал Герберт, но Грета не шелохнулась. Её конечности онемели, а кожа побелела и затвердела. Глаза больше не моргали и не вращались в глазницах. Девушка могла смотреть только перед собой.
Грета завалилась на спину, а затем резко взмыла к потолку. Безвольное тело пролетело рядом с люстрой, вращаемое и сгибаемое непреодолимой силой. Диван, кофейный столик, вазочки — всё казалось большим и далёким; брючины брата, свисавшие с сидушек, выглядели водопадами над паркетным морем, а вода незаметно разливалась по нему. Потом Грету усадили на тумбу у дивана и прислонили спиной к настольной лампе.
Мысли замедлились в скованном теле. Оставалось лишь наблюдать.
В поле зрения Греты вновь появилась миссис Даллас — по крайней мере, черноглазая женщина была в её халате. Усевшись на краю дивана, она с грацией пумы проползла к мальчишке, запутавшемуся во взрослом деловом костюме. Малыш испуганно вжался в подлокотник и натянул рубашку до подбородка, точно одеяло.
— Ми-ми-миссис Даллас, что со мной? — протянул мальчик, шмыгая носом и утирая навернувшиеся на глаза слёзы. — Где моя сестрёнка? Где Грета?
— Тише, Герберт, не плачь, — женщина прикрыла малышу рот, а затем запустила пальцы в его шевелюру, — она здесь, она рядом с нами. Скоро вы встретитесь. Пожалуйста, называй меня «тётя».
— Тётенька…
— О да… Обними меня, мальчик!
— Угу.
Черноокая ведьма зажмурилась и облизнулась, когда маленький испуганный комочек прижался к ней раскрасневшимся лицом.
— Как же вкусно ты дрожишь! — прошептала миссис Даллас, обхватывая голову Герберта.
Грета не могла ни сомкнуть веки, ни отвернуться.
Могут ли куклы плакать?..
Окна и двери
— Ну, за здравие!
На этот раз я никого не позвал, никого не пригласил, пил один. Сам с собой чокался и выливал водяру в глотку, сначала из одной рюмки, потом из другой. Пил за двоих, получается. Так даже экономнее, я проверял. Меня хватает на пол-литра… ну, на литр, а потом… не знаю. Не помню.
Но так одиноко и тоскливо. И ёлочка голая в углу стоит. Ёлочка… Иголочка! Я тут последний огурец с солью доедаю, а у старух праздник! Новый год, чтоб его! К кому-то даже внуки приехали, а я тут… Ик!
Это ещё что? Только заикнулся о компании, и тут на тебе! То ли свинья рогатая, то ли козёл чёрный, то ли батюшка из соседнего села. Прилип к окну, чертяга, и смотрит.
— Эй, ты чё? Чё подсматриваешь?
А он не отвечает, только лыбится как негр из телевизора, ходячая реклама зубной пасты. Такая злость меня взяла на эту рожу, что я с дуру швырнул в окно бутылкой.
Окно лопнуло. Взорвалось и впустило лютый ветер! Я и пикнуть не успел, как меня подняло над землей и засосало в темноту. Искры вспыхнули перед глазами. Кажется, я ударился головой.
С секунду кругом грохотало и трещало. Похоже, я пробил собою стену.
Очнулся на утоптанном снегу. Луны не было, звёзд не было, но снег вокруг блестел так, будто я лежал под фонарём. Я поднялся и пошёл, куда глаза глядели. Света не хватало: в шаге от меня горело белым, а дальше — хоть глаз выколи. Ни сугробов, ни дорог, ни домов. Пустота.
И снова этот чёрт! Стоит в столбе света, как у меня,
