Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
Согласно приблизительной оценке, на внимательный осмотр65 300 экспонатов музея среднему посетителю понадобилось бы пять недель.Но большинство туристов предпочитали беглый осмотр. Лэнгдон шутливо называл этопробежкой по Лувру: туристы бодрым шагом проходили по залам музея, стремясьувидеть три самых знаменитых экспоната: Мону Лизу, Венеру Милосскую и Нику –крылатую богиню победы. Арт Бухвальд[8] как-то хвастался, что наосмотр этих шедевров ему понадобилось всего пять минут и пятьдесят шестьсекунд.
Водитель достал радиопереговорное устройство и произнеспо-французски:
– Monsieur Langdon est arrivé. Deux minutes[9].
В ответ пролаяли что-то неразборчивое.
Агент убрал устройство и обернулся к Лэнгдону:
– Вы встретитесь с капитаном у главного входа.
Водитель, проигнорировав знаки, запрещавшие въезд наплощадь, прибавил газу, «ситроен» перевалил через парапет. Теперь был уже виденглавный вход в Лувр, фронтон здания величественно вырастал впереди, в окружениисеми треугольных бассейнов, из которых били фонтаны с подсветкой.
La Pyramide.
Новый вход в парижский Лувр стал почти столь же знаменитым,как и сам музей. Его украшала модернистская стеклянная пирамида, созданнаяамериканским архитектором китайского происхождения И. М. Пеем, вызывавшаянегодование у традиционалистов. Они полагали, что это сооружение разрушаетстиль и достоинство Ренессанса. Гете называл архитектуру застывшей музыкой, икритики Пея прозвали пирамиду скрипом ногтя по классной доске. Продвинутые жепоклонники считали прозрачную, высотой в семьдесят один фут пирамидупоразительным сплавом древней традиции и современных технологий, символическимсвязующим звеном между прошлым и настоящим. И были убеждены, что украшенныйтаким образом Лувр займет достойное место в третьем тысячелетии.
– Вам нравится наша пирамида? – спросил агент. Лэнгдоннахмурился. Похоже, французы просто обожают задавать американцам такие вопросы.Вопрос, конечно, с подковыркой. Стоит признать, что пирамида нравится, и тебятотчас же причислят к не имеющим вкуса американцам. Сказать, что не нравится,значит обидеть французов.
– Миттеран был человеком смелым и прямолинейным, –дипломатично ответил Лэнгдон.
Говорили, что этот покойный ныне президент Франции страдалтак называемым фараоновым комплексом. С его легкой руки Париж наводнилиегипетские обелиски и прочие предметы древней материальной культуры. ФрансуаМиттеран питал загадочное пристрастие ко всему египетскому и не отличался приэтой особой разборчивостью, поэтому французы до сих пор называли его Сфинксом.
– Как зовут вашего капитана? – Лэнгдон решил сменитьтему разговора.
– Безу Фаш, – ответил агент, направляя машину кглавному входу в пирамиду. – Но мы называем его le Taureau.
Лэнгдон удивленно поднял на него глаза:
– Вы называете своего капитана Быком?
Что за странное пристрастие у этих французов – давать людямзвериные прозвища! Агент приподнял бровь:
– А ваш французский, месье Лэнгдон, куда лучше, чем вы самив том признаетесь.
Мой французский ни к черту не годится, подумал Лэнгдон, а вотв иконографии знаков Зодиака я кое-что смыслю. Таурус всегда был быком.Астрологические символы одинаковы во всем мире.
Агент остановил машину и указал на большую дверь в пирамидемежду двух фонтанов.
– Вход там. Желаю удачи, месье.
– А вы разве не со мной?
– Согласно приказу я должен оставить вас здесь. У меня естьдругие дела.
Лэнгдон вздохнул и вылез из машины. Игра ваша, правила –тоже.
Взревел мотор, и «ситроен» умчался прочь.
Глядя вслед быстро удаляющимся габаритным огням, Лэнгдонподумал: А что, если пренебречь приглашением? Пересечь площадь, поймать увыхода такси и отправиться в отель, спать?.. Но что-то подсказывало ему, чтоидея эта никуда не годится.
Лэнгдон шагал к туманной дымке фонтанов, и у него возниклотревожное предчувствие, что он переступает воображаемый порог в какой-то совсемдругой мир. Все этим вечером происходило словно во сне. Двадцать минут назад онмирно спал в гостиничном номере. И вот теперь стоит перед прозрачной пирамидой,построенной Сфинксом, и ожидает встречи с полицейским по прозвищу Бык.
Я в плену картины Сальвадора Дали, подумал он.
И шагнул к главному входу – огромной вращающейся двери. Фойеза стеклом было слабо освещено и казалось безлюдным.
Может, постучать?
Интересно, подумал Лэнгдон, приходилось ли кому-либо изизвестнейших египтологов Гарварда стучаться в дверь пирамиды в надежде, что имоткроют? Он уже поднял руку, но тут за стеклом из полумрака возникла какая-тофигура. Человек торопливо поднимался по винтовой лестнице. Плотный, коренастыйи темноволосый, он походил на неандертальца. Черный двубортный костюм,казалось, вот-вот лопнет на широких плечах. Ноги короткие, кривоватые, а в походкетак и сквозила властность. Он на ходу говорил по мобильному телефону, нозакончил разговор, как только подошел к двери, и жестом пригласил Лэнгдонавойти.
– Я Безу Фаш, – представился он, как только Лэнгдонпрошел через вращающуюся дверь. – Капитан Центрального управления судебнойполиции. – И голос его соответствовал внешности, так и перекатываясьгромом под стеклянными сводами.
Лэнгдон протянул руку:
– Роберт Лэнгдон.
Огромная ладонь Фаша сдавила его руку в крепком рукопожатии.
– Я видел снимок, – сказал Лэнгдон. – Ваш агентговорил, будто Жак Соньер сделал это сам и…
– Мистер Лэнгдон, – черные глазки Фаша были точновырезаны из эбенового дерева, – виденное вами на снимке – это, увы, лишьмалая часть того, что успел натворить Соньер.
Глава 4
Осанкой и манерой держаться капитан Фаш действительнонапоминал рассерженного быка. Шагал напористо, слегка сгорбив плечи, тяжелыйподбородок вдавлен в грудь. Темные волосы были зачесаны назад и щедронапомажены каким-то лосьоном, отчего блестели и открывали сильно выступавшийлоб. По пути темные глазки неустанно обшаривали каждый сантиметр дороги, а ещетак и излучали яростную целеустремленность. Наверное, именно поэтому онпользовался репутацией человека строгого и неуступчивого во всех вопросах.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
