ревнивой истеричкой мне тоже не хотелось – это всегда так глупо и жалко смотрится.
– Может, на сегодня хватит? – заерзал на кушетке Димка, но блондинка по-хозяйски положила ему ладонь на поясницу, ласково, но настойчиво прижала к столу.
– Дим, ну ты же знаешь. Или лечимся, или нет. Нам же результат важен. Думаю, ничего с девушкой не случится, если она полчасика подождёт где-нибудь…
Проглотив раздражение, я развернулась и в последний момент успела поймать в отражении зеркала её взгляд, направленный мне в спину. Взгляд первостатейной стервы-хищницы.
И я передумала. Пусть эта пышногрудая думает про меня, что хочет, пусть считает дурочкой, но никуда я не уйду.
Я прошла в гостиную, к дивану, и забралась на него с ногами. Состряпала невинную улыбочку и проворковала под стать ей:
– А вы не обращайте на меня внимание. Делайте массаж, я тут тихонько посижу. Заодно посмотрю, поучусь. Может, сама потом буду.
– Но как бы… – растерялась блондинка. – Как бы это процесс достаточно интимный, требующий расслабления…
– Дим, тебя напрягает мое присутствие?
– Нет, – произнёс Димка без особого энтузиазма.
И я с улыбкой развела руками, мол, видите, всё нормально. Блондинке ничего не оставалось, как продолжить своё дело при мне. И что примечательно, больше она по его спине бюстом не елозила.
Правда, был потом ещё один момент мелкий, но неприятный. Когда всё закончилось, Дима поднялся, она подала ему простыню, которой он обернулся. Выглядел он мрачным, и я даже на расстоянии чувствовала флюиды какого-то недовольства, что ли, исходившие от него. Или даже подавляемого раздражения. И откуда-то знала, что недоволен он мной.
Мне сразу стало очень неуютно. Почему он на меня злится? Что я такого сделала? Ему бы понравилось, если бы меня лапал какой-нибудь мачо?
Массажистка ловко сложила стол, запихнула его в чехол и поволокла всю эту бандуру в прихожую. Дима вышел вместе с ней. И там уже тихо сказал:
– Извини, Эля.
– Ничего, бывает, – хмыкнула она.
Мне в голову ударила кровь. Он зовёт её по имени и на ты, хотя она его старше. Но, главное, он извинился перед ней за меня. Значит, встал на её сторону. Значит, меня осудил или вообще устыдился. От обиды перехватило спазмом горло. Мы не виделись целую неделю, я вся истосковалась по нему, а тут такое… И он же ещё против меня?
– Тогда до вторника.
– Да, Дим, – ласково отозвалась она. – Пока.
Димка, не возвращаясь в гостиную, бросил мне сухо:
– Я в душ.
Значит, и правда на меня разозлился? Да, конечно, разозлился. Даже воздух в доме сразу стал тяжёлым и давящим.
Веки зажгло, на глазах выступили слезы.
Я слышала, как в душевой зашумела вода. С минуту или чуть дольше я ещё сидела, пытаясь унять обиду, которая комом встала в горле и пульсировала как живая. Разве я заслужила такое отношение? Что я плохого сделала? Дима, конечно, ничего мне прямо не сказал, но это и без слов чувствуется. Он недоволен тем, что я приехала. Если бы он всё это высказал, если бы открыто выгнал, мне было бы ненамного хуже.
7
И что мне теперь делать? Пытаться помириться, развеять напряжение, перешагнув через собственную гордость? Ну нет, я-то себя виноватой не чувствовала. Да я просто не смогу так.
Ругаться с ним тоже не хочу. Это некрасиво, глупо и, по отношению к нему, как-то бесчеловечно.
Тогда что? Сидеть молчком в гнетущей обстановке? Ну нет. К чёрту!
Я вскочила, надела кроссовки и ушла. Раз я ему так мешаю, пожалуйста, могу и не мешать. Вообще. Никогда. Пусть что хочет, то и думает. Он давно уже показывает, что моя забота ему в тягость, а, значит, и я сама. Я шла вдоль улицы и всё это в мыслях прокручивала, чуть не плача.
Однако на перекрестке вдруг остановилась. Он ведь выйдет из душа, будет меня звать, искать… Никогда нельзя оставлять человека в неведении. Да и я потом дома с ума буду сходить.
Нет, надо вернуться и хотя бы сказать ему, что ухожу.
Минут через десять я снова открывала дверь его дома, только теперь совсем с другим настроением. Дима уже вышел из душа. Наверное, только что, потому что он как раз спускался со второго этажа, одной рукой держась за перила, второй – касаясь стены. И с завитых колечками волос ещё стекала вода, оставляя на серой футболке темные пятна.
Услышав шум в холле, он остановился, повернулся ко мне, словно мог увидеть.
– Таня? Ты уходишь?
– Нет. То есть, да. Ухожу.
Он остановился. Я видела, как на его лицо буквально на секунду набежала тень. Будто мои слова его расстроили, но он сумел не подать виду, лишь в первый миг дрогнул. А потом снова нацепил уже привычный покер-фейс.
Он молчал. Если бы он хоть слово сказал! Спросил бы: почему, зачем, ну хоть что-то… Я уж не говорю о том, чтобы попросить меня остаться. Но он молчал. И меня опять накрыло такой обидой, что аж губы затряслись.
– Я могу вернуть твои ключи, – сказала я, еле сдерживая рвущийся плач. – Куда мне их положить?
Голос предательски дрогнул, и по щекам покатились слезы. Я их скорее смахнула.
– Никуда, – нахмурился Дима, неуверенно подошёл ближе, выставив руку вперед. Коснулся меня, взял за локоть и вдруг притянул к себе. Очень даже уверенно. Обнял, прижал к груди, как когда-то давно, и я не выдержала, расплакалась.
– Ну что случилось? – спросил он, когда я перестала всхлипывать.
– Ты не рад мне, – шмыгнув носом, сказала я первое, что пришло на ум.
– Кто тебе такое сказал?
– Сама вижу.
– Ничего ты не видишь, – он говорил спокойно и благодушно, как с маленьким ребенком.
– Дима, я не дура.
– Конечно, нет, – продолжал он убаюкивать меня голосом.
– Я же всё понимаю, всё вижу.
– Никто и не спорит.
– Я слышала, как ты извинился перед этой… Элей, блин. За меня извинился! Почему? Я её чем-то обидела? Я слышала твой недовольный тон. Ты мною был недоволен! И не говори, что мне показалось. Не ври. Я знаю!
Он вздохнул. Помолчав, сказал:
– Ну, был момент, да. Ты просто… повела себя так, будто заподозрила, что мы с ней занимаемся чем-то… дурным. И поэтому решила остаться и проконтролировать.
