проехали, она спросила:
— Ты ей заплатил?
— За что? — не понял Арсен.
— Как за что? За хлеб, конечно!
— Да ты что, Лена?! Так и обидеть старушку недолго.
— Чем обидеть? Разве она не продавала хлеб?
— Да нет же!
— А чего она ходит по улице с корытцем?
— Просто у нее нет тонира, она к соседке ходила печь. И вообще, Лена, запомни: если встретишь женщину и она предложит тебе свежевыпеченный хлеб, не смей отказываться — обидишь…
— Вот это да! — восхитилась Лена. — Просто чудесный обычай. У нас такого нет! — Она откусила хлеб и, зажмурившись от наслаждения, даже застонала: — М-м-м…
…Колючие зеленые изгороди из зарослей ежевики и дикого терна, а рядом — аккуратненькие, крашеные, с заостренными концами штакетники, по ту сторону которых плодовые деревья — тутовые, орех, гранат и, конечно, кусты винограда.
— Как тут много винограда! — воскликнула Елена.
— Да, почти в каждом дворе, — кивнул Арсен, — в иных домах раньше до восьмисот литров вина получали.
— Как?! И все выпивали? — У Елены даже глаза округлились. — Все сами?
Арсен сказал улыбаясь:
— Не бойся, Лена, пьяниц у нас не водится. Даже пьяные — редкость.
«Газик» остановился у большого двухэтажного здания, отделанного все тем же розовым туфом.
— Ну вот мы и приехали, — сказал Арсен, вылезая из машины. — Здесь наша дирекция.
У подъезда стояла новенькая «Волга» песочного цвета, сверкающая лаком и никелем, а чуть в стороне от нее привязанная к дереву оседланная лошадь лениво помахивала хвостом, отгоняя донимавших ее оводов. Двое мужчин о чем-то разговаривали, стоя по обе стороны от мотоцикла с коляской.
— Пойдем, — позвал Арсен Елену.
— А может, я тебя здесь подожду? — робко проговорила она, косясь на мужчин.
— Должна же ты познакомиться с людьми!
Елена нехотя вышла из машины. Один из мужчин кивком поздоровался с Арсеном и, пройдясь оценивающим взглядом по Елене, куда-то заспешил. Другой, рослый, богатырского сложения, примерно одного возраста с Арсеном, одетый в солдатскую гимнастерку с закатанными рукавами, покачивая саженными плечами, направился к ним.
— С приездом тебя, — сдержанно сказал он и, растягивая губы в улыбке, пожал Арсену руку. — Ну, как съездил? Вижу, с пользой… — мужчина кивнул в сторону Елены.
— Познакомься, Лена, это Рубен Григорян, наш бригадир виноградарей.
Рубен сверху вниз нерешительно поглядел на Елену, не зная, как пожать ему эту протянутую хрупкую ручонку, чтобы ненароком не повредить ее, потом все же рискнул и легонько пожал.
— Как у вас дела? — спросил Арсен.
— Да вроде все нормально. Ты еще не был в бригадах?
— Нет, только собираюсь. А как там мой молодняк у Большого оврага?
— Хорошо, — заулыбался Рубен, — лоза прет вовсю! У тебя рука легкая, Арсен, добрый будет урожай у Большого оврага.
— Ну, это еще не скоро. Директор у себя?
— Полчаса назад уехал.
— Куда? Вон же его «Волга».
— Он на «уазике» уехал.
— Значит, он где-то здесь, недалеко. Ладно, мы поедем.
— Где тебя ждать?
— Я сейчас на Большой овраг, а оттуда проедусь по бригадам. Во второй и встретимся.
Рубен кивнул и пошел к своему мотоциклу.
— Поехали, Лена, — сказал Арсен, беря ее за руку.
— А далеко ехать? — спросила она, садясь рядом с мужем.
— Минут десять.
Все эти десять минут машина шла все вверх и вверх по каменистой дороге, серпантином вьющейся по склону. На одном из поворотов Елена обернулась назад и увидела село. С этой высоты оно выглядело игрушечным: белые кубики домов издали казались пришитыми друг к другу зеленью деревьев.
— Ну и дорога же тут! У меня даже голова закружилась.
— Привыкай, Елена, и чем скорее, тем лучше.
Справа от обочины, на вершине холма, стоял обелиск.
— А вон там что? Братская могила? — спросила Елена.
— Здесь увековечена память наших односельчан.
Арсен подрулил машину к высокому обелиску из серого гранита. По сторонам его подножья стояли две большие каменные чаши, в которых двумя огромными неувядающими букетами цвели розы.
Они вышли из машины, остановились у обелиска. Елена хотела прочитать надпись, но она была на армянском языке.
— Что там написано? Переведи, пожалуйста.
— Как обычно: «Вечная память павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины в годы Великой Отечественной войны»… Понимаешь, из нашего села ушли на фронт триста шестьдесят четыре человека, среди них четыре девушки. Вернулось только сорок два. Все четыре девушки тоже погибли. Вот такая выходит штука, Лен…
— Какой ужас… — тихо произнесла Елена. — Из такого маленького села…
— В те годы село было еще меньше. Так что почти все мужское население полегло. Из одной семьи на фронт ушли семь братьев, шестеро из них не вернулись, в другой семье погибло пять человек, в третьей — четверо, и так далее.
Елена подавленно смотрела на обелиск. Арсен ее не торопил.
— Просто уму непостижимо, за тысячи километров от фронта.
— Война была везде, Лена, по всей стране.
— Господи, неужели это может повториться? Люди в мире как будто обезумели. Возьмешь в руки газету, а от нее на тебя атомной войной пахнет, страшно даже… Как ты думаешь, война может быть?
— Ты представляешь, недавно сон видел: будто вот оттуда, со стороны Мрава-сар, вдруг появляются самолеты, не один, не два, а много, очень много. Крылья у них блестят, сверкают от солнечных лучей, потом начинают сбрасывать бомбы, горят дома, пшеничные поля, все вокруг горит. Крик и плач, неразбериха, и, представляешь, бомбят-то наши, советские истребители бомбят, свои — своих же граждан, ужас какой-то… Вот такой страшный сон видел. По поводу войны я думаю, что, наверное, у человечества все-таки хватит ума не начинать ее. Во всяком случае надо постараться, чтоб ее не было.
— Баба Оля мне много рассказывала про войну, про оккупацию, про свою подпольную работу, о расстрелах, которые учиняли фашисты. И знаешь, часто вспоминала про того спасенного грузина. «Где-то он сейчас, жив ли, нет ли?» Переживала как о родном сыне. — Елена потерла лоб, пытаясь поймать утерянную нить разговора. — О чем это я? Да! Вот сейчас я смотрю на этот памятник, вспоминаю рассказы бабы Оли — и такими мелкими, смешными кажутся наша каждодневная суета, склоки, скандалы из-за тряпок, из-за разбитой чашки, из-за лишнего рубля… Разве гибели стольких людей мало, чтобы те, кто уцелел, стали добрее, чище?!..
Арсен смущенно пожал плечами.
— Не знаю, Лена, это слишком сложный вопрос, чтобы на него ответить с ходу… Ну что, поедем дальше?
Елена молча повернулась и пошла к машине.
Арсен остановил машину на обочине. Впереди стоял новенький «уазик» без тента. Директор совхоза не любил ездить под тентом, не выносил запаха перегретой на солнце прорезиненной ткани.
— Лена, ты выйдешь или хочешь отдохнуть в машине?
— Ну что ты! —
