и прочие тенета, чтобы повязать русского клопа. А все остальные были скручены-связаны-закованы и брошены в казематы «Бигшиномонтажа» для последующих пыток и казней.
И вот в казематы пришел вечор («ты помнишь, вьюга злилась»), за вечором опустилась ночка темная. И под покровом ночи вся людская составляющая корвета – Аглай Трофимыч Циперович, Калика Переплывный, Сидоров Козел, Нупидор – ждет утра, чтобы быть казненной за кидалово с золотым пердонцем головной фирмы «Бигшиномонтажа».
И там, в казематах, Калика Переплывный поведал своим спутникам историю города Кошкарева.
История города Кошкарева
В стародавние начальные времена Кошкарев был славен своими пыточными ремеслами. Из него пошли поколения мастеров пыточного дела, к коим приезжали на выучку палачи из окрестных славянских местов, где пыточный промысел было поставлен примитивно, старыми дедовскими методами: дыба да ноздри рвать. Так что подпыточный человек к дыбе и рванью ноздрей за время допросов попривыкал и получить от него объективку было никак невозможно. А других пыток в тех местах не знали. Да поначалу и знать не хотели. Мол, если бедолага после выворота рук на дыбе и выдирания ноздрей на ноздредирке не признавался, то его считали невиновным. Что, конечно же, было сущей ересью. «Потому что нет невиновных – есть недопытанные» (Елисей Кровавич, монография «Пытка всему голова», стр. 7). Таким образом ушли от заслуженного наказания Иван Петров, сын Никитов, обвиняемый в казнокрадстве, хотя никакой казны в Кошкареве отродясь не было (какая казна, если денег еще не измыслили?!), Петр Иванов, сын Микитов, обвиняемый в конокрадстве жеребца Варфоломея, в то время как помянутый жеребец Варфоломей был кобылой Глафирой, которую никто не воровал, Микита Петров, сын Иванов, обвиняемый в лишении насильственным путем девичьей чести некоей Алевтины, хотя у этой самой девицы Алевтины было три сына, и все от Микиты Петрова, сына Иванова, с которым семь лет как узы брака! И многие, многие другие остались безнаказанными.
И так бы правосудие в Кошкареве в конце концов вышло из-под контроля, если бы местный палач Елисей Кровавич однажды поутру, намылившись на службу, не надел на ноги свежекупленный кирзовый сапог числом два. И оказалось, что этот свежекупленный кирзовый сапог числом два ему тесен. И тогда Елисей Кровавич, вспомнив церковно-приходской курс физики, в частности, что тела при нагревании расширяются, пристроил свежекупленные кирзовые сапоги над пламенем в печном очаге. Включая и содержащиеся в сапогах ноги. И эти ноги в сапогах расширились вместе с сапогами. И даже ширше. «Эврика!» («Вот оно, курва!») – воскликнул от боли Елисей Кровавич, и уже днем Петр Микитов, сын Иванов, раскололся в призывах к насильственному свержению конституционного строя в Кастилии и Арагоне, хотя никто в Кошкареве и окрест его слыхом не слыхивал ни про Кастилию, ни про Арагон, не говоря уж за конституционный строй. И оттого эту пытку в Кошкареве стали называть «испанским сапогом».
А потом Елисей Кровавич все изобретал и изобретал пытки, и пробовал их на людях, и опубликовал их в своей классической монографии «Пытка всему голова», которую потом сплагиатили монахи-доминиканцы Инстисторис и Шпренгер и назвали ее «Молот ведьм». (Это не в последний раз зарубежцы крадут у нас наши изобретения. Эдисон свистнул у Попова радио, Стефенсон – паровоз у Ползунова. А Ломоносова ободрали сразу двое: Бойль и Мариотт.)
Вот такая вот была история Средних веков у города Кошкарева, рассказанная в казематах города Кошкарева. Кем? Правильно, судари мои, – Каликой Переплывным накануне лютой казни, которую намеревались учинить над ним и экипажем корвета «Вещий Олег» лютые армяне лютого дочернего предприятия холдинга «Бигшиномонтаж».
Так вот, солнце взошло над рекой Харонь в районе города Кошкарева. Наши герои сидят, скованные оковами, аккурат в слиянии глобальной реки Харонь и речушки районного значения Туча. И оковы являются единственными одеждами на телах осужденных к лютой казни. А измыслил эту казнь потомок Елисея Кровавича в шестнадцатом колене, тринадцатом бедре и седьмой пятке Мукосей Кровавич. И эту казнь кошкаревцы считали традиционной ценностью города Кошкарева и берегли ее как зеницу ока для крайних случаев – для особо тяжких преступлений. А мелочь всякую типа убийств, насилий искореняли старыми дедовскими методами: повешением за тестикулы, стрельбой из лука в затылочную часть головы, отделением головы от тела при помощи пилы-болгарки.
И вот в данном случае наступил случай особо тяжкого преступления. Суть которого я вам уже изложил. Так что Мукосей Кровавич решил провести премьеру этой новой измысленной им пытки, которая прославит его имя в веках и назовет его всяк сущий на земле язык, на наших героях.
И называлась эта пытка «Марусенька». По имени… Правильно, по имени той самой Марусеньки, которая мыла белые ноги в реке Харонь при впадении в нее Тучи, речушки районного значения.
И вот наших героев поместили на их собственный корвет «Вещий Олег» в связанном состоянии, аккурат напротив места постоянной дислокации мытья Марусенькой белых ног. То есть белые ноги Марусеньки имели двойное назначение: и как живец, и как орудие пытки. Ну, использование их в качестве живца мы с вами уже проходили, а вот в виде орудия пытки… Короче, Калика Переплывный, Аглай Трофимыч, Сидоров Козел и Нупидор в привязанном состоянии были расположены напротив слияний двух рек. И в этом самом слиянии была водружена Марусенька с ея пресловутыми белыми ноженьками. Правая – в Харони, левая – в Туче, речушке районного значения. А за Марусенькой собрался весь город Кошкарев, чтобы полюбоваться на новую пытку, придуманную в качестве отмщения за акт мошенничества с золотым пердонцем. А Мукосей Кровавич, естественно, был в самом первом ряду – как воплотитель воли народной по департаменту пыток и казней.
И вот он звонит в колокол, который еще в старые времена умыкнули с места крушения церкви Св. страстотерпицы Пелагеи Никитишны Петром Первым на предмет перековки сего орала на мечи – в смысле пушек для осады города Нарвы. Но пока крушили церковь Св. страстотерпицы Пелагеи Никитишны, город Нарву взяли, и колокол был оставлен в Кошкареве для исполнения сигнальной херни разнообразного назначения. И звона каждые четверть часа, черт знает для чего. Потому что если есть живой колокол, значит, нужно в него звонить. А вот тут вот он и пригодился. И по звону колокола грянула песня «We are the champions» в исполнении хора местных железнодорожников. (Хор железнодорожников – это такой местный раритет, так как железной дороги в Кошкареве отродясь не бывало. Но может быть, в нем, в хоре, воплотилась вековая мечта кошкаревцев о собственном железнодорожном вокзале.)
И по этому сигналу колокола и
