белых, они у меня все черные, и им со мной хорошо. Они откормлены, и кожа у них блестит, как нос у собаки.
Полиникос покачал головой: — Но они все равно всегда чувствуют себя обиженными.
— Обиженными, а кто их может обидеть моего раба кроме меня? Мне тоже не нравится, когда кто-то мучает своих рабов, потому что это зло и прежде всего глупость. Но почему я с этим не согласен? Послушайте.
Прошлый раз я останавливался у купца Антиноя здесь, в Коринфе. Он известный торговец и, конечно же, мошенник. Он придирался ко мне каждый день, по поводу различных услуг, чтобы Гермес не забывал о нем, и я все это время должен был мириться с этим, потому что наше знакомство необходимо нам обоим из-за деловых контактов. Конечно, только на время сделок. Так вот, был у Антиноя повар, раб, негр. Зверюга был черный как смоль, и он прекрасно готовил так, что не стыдно было подавать его обеды даже на царские столы. Ты можешь поверить мне на слово, потому что его лучше меня никто не знает. И этот самый глупец Антиной, даже не понимая, как ему повезло с таким рабом, бьет его за каждую провинность и обращается с ним хуже чем с собакой, пинает его, бьет, колотит. Моей собаке и то жилось лучше. Итак, я подумал, что такой повар пригодился бы мне и на корабле, и дома и во время портовой стояки в Сиракузах; и если он мне его продаст, то я уж буду относиться к нему с должным вниманием. И я предлагаю Антиною за него мину и шестьдесят драхм. Антиной только смеется и говорит: «Сто двадцать драхм и ни оболом меньше.» «Подожди, — подумал я, — посмотрим». — И поэтому перестал говорить о покупке повара. После этого я временно отдал своих черных рабов для какой-то работы Антиною и сказал им, чтобы они поговорили немного с тем поваром и честно рассказали ему, что я хочу его забрать. Ну, они и поговорили. А потом я и см поговорил с ним. Я ему говорю: — «Хочешь прийти ко мне?» И он соглашается. Он даже умолял меня выкупить его, и сказал, что так не может больше терпеть этого Антиноя, и что или повесится или утопится. И тогда я ему говорю, что не смогу выкупить его у Антиноя, потому что он слишком многого хочет, но мы как-нибудь разберемся. Мы поговорили об этом и разработали план. Сначала все шло по прежнему, так что об этом ничего не буду рассказывать. Проходит одна неделя, другая. И послушайте, что происходит дальше. Наш повар болеет, теряет зрение, худеет, ничего не хочет есть, так как не может, и уже даже харкает кровью, а это последнее дело. В общем, ему плохо, как никогда. Через три дня приходит ко мне Антиной и спрашивает, не раздумал ли я купить у него повара. Вы поняли, какой он жулик? Он захотел избавиться от своего больного раба, который уже лежит на смертном одре. Действительно, мошенник. Но ничего. Я предлагаю ему пятьдесят драхм. Антиной огрызается на меня: — «Как же так, ты же сам давал мне мину и шестьдесят драхм?» Я говорю: — «Но сейчас он выглядит каким-то несчастным, может быть, он болен. А, больше денег я не дам, боюсь.» Мы долго торговались, но я не отступил и, в конце концов, купил его за пятьдесят драхм. И теперь он у меня. Это тот самый, что стоит во дворе.
— А что, он действительно был настолько болен?
Калиас рассмеялся.
— Что? Как только он перебрался на мой корабль, он сожрал так много, что я испугался, что он лопнет, А, он оказывается, наверстывал четыре недели голодания.
— А когда он харкал кровью?
— Какая кровь. Я купил ему красную краску за обол, а он ее выплевывал. Парень здоров как бык, весел и рад, что я его купил.
Буквально вчера он приготовил такой обед, что экипаж не мог нахвалиться. Я повторяю, он сокровище, а не повар. И всего за пятьдесят драхм. И я все равно на него не нарадуюсь, потому что он, зверюга, такой веселый и заслуживает лучшей участи, чем быть забитым до смерти этим негодяем и дураком Антиноем.
Все засмеялись, а Калиас продолжал рассказывать:
— Вы должны прийти ко мне на обед послезавтра. Поднимайтесь прямо на борт, потому что теперь я живу на своем корабле. Я поставил там палатку. Вы увидите, как я там живу. Как царь. Зачем мне идти к Антиною, если у него нет даже нормального повара, а сам он придурок. Так что, вы придете?
— Я приду, — сказал Меликл, — но не знаю, сможет ли Полиникос.
Полиникос покачал головой.
— Конечно нет, — ответил он, — с завтрашнего дня мне нужно начать тренировки в гимнасии. Мне пока нельзя появляться в городе. Мне нужно потренироваться.
— Правда, но забеги начнутся через три дня. Почему вы приплыли так поздно?
— Это все из-за него, — сказал Меликл, указывая на Полиникоса. — Ему почти двадцать лет, а он застенчив, как ребенок. Весь месяц провел в Милетских отборочных забегах. Они отбирали конкурентов для участия в Играх. Я говорю ему: - «Иди, попробуй. Ты же, хорошо бегаешь». «Но они бегают намного лучше меня», - отвечает он. И он не пошел. Только в самый последний день, когда все участники уже были отобраны, он согласился. Он провел отборочный забег вместе с группой ведущих бегунов. Его сначала даже не хотели пускать, смеялись над ним. Я был там и сам все видел. Полиникос краснел от стыда и ярости, но был непоколебим. И представь себе, он прибегает к финишу опередив на двадцать шагов их лучшего бегуна.
— На каком расстоянии был забег?
— Большое расстояние. На шестнадцать стадий.
Да, двадцать шагов, это уже что-то. Бежал, как быстроногий Ахиллес! Ты, должно быть, сам удивился?
- Я так и подумал. И предложил ему попытаться пробежать еще раз. Он пробежал еще лучше, далеко опередив всех. Тогда только они поверили и решили послать его.
— Ну, тогда встретимся на стадионе. И пусть Зевс и Гермес помогут тебе, легконогий посланник богов. Просто продолжай в том же духе, мальчик, и учись. Здесь будет много отменных бегунов. Лучшим из них, пожалуй, является Клеомен, афинянин, отличный бегун. Он уже выигрывал на двух Олимпийских Играх. лавры
