БОРИС ЖИТКОВ
МОРСКИЕ ИСТОРИИ
*
МОРСКАЯ БИБЛИОТЕКА
Книга 5-я
Предисловие
С. Я. Маршака
Оформление и иллюстрации художника
А. Г. Слепкова
Печатается по тексту издания:
Борис Житков. Избранное.
«Детская литература», М., 1969
Редакционная коллегия:
Г. А. Вязовский, И. П. Гайдаенко, М. А. Левченко,
И. И. Рядченко, Ю. Е. Хмельковский,
© Издательство «Детская литература», 1969 г.
Книжная фабрика им. М. В. Фрунзе
О БОРИСЕ ЖИТКОВЕ
В детских письмах к издательствам и редакциям журналов особенно часто и четко звучат два требования:
«Нам нужны книги обо всем на свете».
«Нам нужны такие книги, в которых даются не описания, а случаи и приключения».
Одним из немногих авторов, способных исполнить оба пожелания маленьких читателей, был Борис Житков.
До пожилых лет сохранил он ненасытную любознательность и разнообразие интересов, какие бывают у ребят. Увлечения его менялись, но в каждом деле, за которое он брался, он достигал настоящего мастерства. Он владел не только пером писателя, но и рубанком, пилой, топором. Знал толк в электротехнике и в радиотехнике. Всегда что-нибудь мастерил: то строил буер, то конструировал планер. По профессии он был инженером-химиком, окончил и кораблестроительное отделение политехнического института, а вдобавок имел звание «штурмана дальнего плаванья».
Это был один из тех «бывалых людей», которых так настойчиво звал в детскую литературу Горький.
Но далеко не все «бывалые люди» умеют рассказать читателям о том, что испытали и увидели на своем веку. Богатый житейский опыт сочетался у Бориса Житкова с разносторонними знаниями и с редким даром повествователя-импровизатора.
Вот почему он и сумел дать ребятам то, что им интереснее и нужнее всего, — не «описания», а «случаи и приключения».
Не раз авторы детских книг описывали в рассказах и очерках любимца ребят — слона. Но это был чаще всего «слон вообще», «ein Elephant», некая сумма внешних признаков, дающая более или менее точное представление об этом экзотическом животном. А вот в рассказе Бориса Житкова нет никакого «инвентарного» описания слона, а есть живой, вполне определенный слон — тот самый, которого увидел когда-то в Индии своими глазами автор.
Житков разрешает своему слону представиться юным читателям безо всяких предварительных рекомендаций. А вместе со слоном перед глазами ребенка встает и далекая диковинная страна — Индия.
«…когда сушей едешь… видишь, как все постепенно меняется. А тут две недели океан — вода и вода, и сразу новая страна. Как занавес в театре подняли… Товарищи дорогие, я за вас по две вахты в море стоять буду — на берег отпустите скорей!..»
И вот уже автор на берегу, в индийском городе. И навстречу ему валит самый настоящий слон.
Борис Житков пришел в литературу не молодым человеком — ему было уже за сорок, — но пришел почти вполне сложившимся писателем, со своим стилем и почерком, с большим, накопленным за долгие годы материалом. Про Житкова можно сказать его же собственными словами: жизнь его в литературе началась не постепенно, а как-то сразу. «Точно занавес в театре подняли…»
Поработал он в печати не так уж долго — меньше пятнадцати лет, — но за это время успел сделать больше, чем иному литератору удается за полвека. Юные, да и взрослые читатели нашей страны очень скоро узнали и полюбили этого живого и увлекательного собеседника, зоркого наблюдателя и умельца.
Такой человек не мог остаться у нас незамеченным, хоть бóльшую половину прожитых им лет провел не на виду у публики.
Судьба свела меня с Борисом Житковым в начале 20-х годов, но впервые услышал я о нем почти полстолетия тому назад.
Было это в 1907 году. Мой старший брат, в то время студент-политехник, был арестован по подозрению в политической «неблагонадежности». В одной камере с ним сидел молодой человек, только что окончивший Новороссийский университет. Это был неутомимый рассказчик и мастер на все руки. Он читал своим товарищам по камере лекции, сочинял для них бесконечные причудливые истории, насвистывал арии из опер, рисовал карикатуры на тюремное начальство и придумывал ретивым администраторам меткие и смешные прозвища.
Родом был он с Черного моря и пересыпал свою речь флотскими словечками и поговорками. Пол называл «палубой», лестницу — «трапом», махорку — «антрацитом» (по южному портовому говору — «антрацетом»). Если кто-нибудь произносил при нем слово «компас» по-сухопутному — с ударением на первом слоге, — он неизменно поправлял своего собеседника: «Компас, батенька, а не компас».
Таким я знал Бориса Житкова по рассказам брата.
И когда лет через шестнадцать-семнадцать после этого ко мне в редакцию пришел уже немолодой, но очень энергичный, подвижной человек небольшого роста, сухонький, смуглый, с острым профилем вождя краснокожих и назвал себя по имени и по фамилии, я сразу же догадался, что передо мною тот самый Борис Житков, которого я знал по воспоминаниям юности и по рассказам его школьного товарища К. И. Чуковского.
Борис Степанович принес в редакцию журнала несколько листков, исписанных убористым и своеобразным почерком. Пришел без всяких рекомендаций и без тех устных предисловий, которые обычно предпосылают своим рукописям авторы, впервые приходящие в редакцию.
Отдав мне свой рассказ («Над водой»), Житков остался ждать в шумном и гулком редакционном коридоре, а я поспешил к своим товарищам по работе, чтобы вместе с ними прочитать рукопись. Советская литература для детей тогда только создавалась, и нам — людям, которым довелось строить новые детские журналы, — был дорог каждый человек, приносивший в редакцию не трафаретные слащавые стишки и не рассказы, представляющие собой плохо замаскированные поучения, а прозу и стихи, отмеченные мыслью, неподдельным чувством и
