ждать и надеяться. А вы — адрес! Выдумать его, что ли!
— Выдумайте, Барнаво, выдумайте! У вас это получится!
— Сколько угодно! Ну, хотя бы такой: Ницца, Цветочная набережная, четыре. Можете сказать — сорок, если не нравится четыре. Пансион… ну, пусть будет пансион Анжелики Сету. Да вы перепутаете, я вам напишу. Вот возьмите, успокойте вашего Верна!
Турнэ выбежал из швейцарской. Барнаво удобнее расположился на диване, зажег пятую свечу на столике и, ухмыляясь, произнес:
— Ленорман! Почему-то все сегодня интересуются Ленорман. Я что-то упустил, я ожидал, что героем дня буду я, Барнаво… Ну что ж, подождем. Судьба всегда за тех, кому нечего терять.
Турнэ вручил Пьеру Верну адрес Ленорман. Адвокат, высоко подняв голову, с достоинством удалился. Слава тебе, боже, гроза прошла, но все же хорошую погоду на ближайшее будущее придется делать неустанно…
Шестнадцатого февраля на четвертой странице «Нантского вестника» было помещено второе предсказание мадам Ленорман. Жена булочника родила девочку и пожелала знать будущее своего ребенка. Барнаво сочинил утешительную биографию и, на всякий случай, изготовил на досуге полсотни различных предсказаний.
— Не перепутайте, месье, — сказал он издателю. — На белых листках мальчики, на розовых девочки. Месяца на три вам хватит. Когда я возвращусь, мы придумаем что-нибудь новенькое.
— Вы хотите покинуть меня? — испуганно спросил Турнэ.
— Хочу отдохнуть у себя в деревне, — ответил Барнаво. — Вы обещали мне сто франков и отпуск на два месяца.
— Обещал, — качая головой, со вздохом произнес Турнэ и с великой неохотой отсчитал положенные по уговору сто франков.
На следующий день Барнаво уехал к себе, в Пиренеи. Возвратился он в Нант только спустя восемнадцать лет, когда почтенный месье Турнэ, разбогатев и обанкротившись, продал свою газету издателю журнала мод, когда вырос и возмужал сын Пьера Верна — Жюль, когда… впрочем, об этом все впереди.
Глава вторая
ЖЮЛЬ И ЕГО БРАТ ПОЛЬ
Девяти лет Жюля отдали в школу. К этому времени он уже бегло читал и полуграмотно писал. Воспитатель первого класса однажды опросил каждого из учеников: «Кем ты хочешь быть, когда станешь взрослым?»
Двенадцать мальчиков из сорока ответили пожатием плеч и чистосердечным «не знаю». Сын директора нантского театра Пьер Дюбуа сказал, что ему хочется быть учителем в школе: страшно интересно задавать какие угодно вопросы и ставить какие угодно отметки.
Жюль отвечал последним. Маленький, коренастый, светловолосый, необычайно смешливый и, в то же время, не по летам задумчивый, он вытянул руки по швам и весело произнес:
— Я хочу быть рыбаком, месье!
— Почему же именно рыбаком? — недовольно спросил воспитатель. — Разве это так интересно, заманчиво?
— Еще бы не заманчиво! — ответил Жюль. — Целый день на Луаре, лови рыбу, пой песни!
Ну, вот! — рассмеялся воспитатель. — Разве ты не можешь петь песни, кататься по Луаре и есть рыбу?
— Могу, месье, — кивнул головой Жюль, — но мне дают не ту рыбу, которую я люблю, мне не разрешают петь о рыбаке, продавшем свою душу черту, а на Луару и вовсе не пускают, — приходится кататься потихоньку.
— Ты, я вижу, намерен своевольничать, — поморщился воспитатель.
— Я хочу быть рыбаком, месье, — повторил Жюль.
Своего младшего брата Поля Жюль сажал в лодку, заявляя, что они потерпели кораблекрушение и спасаются от хищных акул. Поль возражал: в Луаре акулы не водятся, — нужно придумать что-нибудь другое.
— Другое? Гм… Мы едем открывать клад знаменитого морского разбойника Мунго, — секунду подумав, говорил Жюль. — Сиди прямо! Упадешь в воду!
— Это далеко? — спрашивал Поль.
— Тридцать тысяч километров. Мы должны обогнуть рукав Луары, выехать в море и ехать десять дней без пищи. Из воды может показаться покойник, — хочешь?
— Откуда покойник? — пугался Поль.
— Загубленная душа, — отвечал Жюль. — Она скитается по всему свету; понимаешь?
Поль возражал: так не бывает. Жюль сердито разъяснял брату, что на свете многого не бывает, но можно выдумывать то, чего нет, — а вдруг оно есть!
Возвратившись из школы, наскоро пообедав и приготовив уроки, Жюль брал брата за руку, и они уходили из дому. Границы их прогулок были строго определены отцом: с одной стороны собор, с другой — корабельные мастерские, с третьей — дом дяди, и последний наименее отдаленный пункт, за которым начиналась запретная зона, — здание школы, где учился Жюль.
Братья переходили границу безбоязненно, но не всегда безнаказанно. И того и другого лишали сладкого, читали длинные нотации о вреде непослушания. Случалось, что месье Верн встречал своих сыновей где-нибудь далеко от дома, — тогда он брал за руку старшего, а старший вел за собою младшего. Братья послушно шагали, посматривая по сторонам, раскланиваясь с приятелями. Надо сказать, что отцовская забота очень стесняла Жюля, и однажды он нашел способ прекратить эти встречи и проводы.
Он попросил отца объяснить ему, что означает слово «юрист» и можно ли сделаться юристом каждому, кто этого захочет. «Например, мне», — добавил Жюль. Он отлично понимал, что своим вопросом подводит к отцу его любимого коня, на которого тот сию же секунду сел и поехал.
— Я очень рад, мой дорогой сын, что тебя интересуют не только приключения и морские разбойники. В свое время ты будешь юристом, — в этом все дело. Я намерен приохотить тебя с малых лет к этому занятию. Слушай внимательно…
Когда месье Верн говорил о юриспруденции, ему нужно было иметь руки свои совершенно свободными, — он иллюстрировал жестами свои мысли, показывал толщину книг о законе и праве и вообще распространялся о вещах, недоступных пониманию старшего сына.
На этот раз он также одну руку приложил к сердцу и, полузакрыв глаза и вытянув другую, приступил к объяснению загадочного, темного слова юрист. Минут пять месье Верн рассказывал о сотворении мира и грехопадении первого человека, затем перешел к обсуждению понятий суда и следствия. Здесь он запутался, сообразив, что многое в его словах годится для аудитории среднего и старшего возраста, по меньшей мере. На всякий случай он спросил:
— Тебе понятно, Жюль?
Вопрос остался без ответа. Месье Верн перешел дорогу. До дома оставалось не более сотни метров. Почтенный адвокат скомкал свою лекцию и скосил глаза влево, надеясь по лицу сына определить степень доходчивости своих объяснений. Вместо сына он увидел серые камни мостовой и чугунную тумбу. Скосив глаза вправо, он увидел собачонку своего соседа Дювернуа. Месье Верн обернулся, — позади него шагала мадам Дювернуа.
— Вы очень увлекательный рассказчик, — кокетливо улыбаясь, сказала мадам Дювернуа. — Я иду и слушаю!
— Добрый день, — печально произнес месье Верн. — Вы не видели моих сыновей, мадам?
— Минут пять назад я видела их на набережной,
