правила. Во-первых, здесь определенный распорядок дня, которого нужно придерживаться. Тебе выдадут расписание. Во-вторых, у нас также определенный дресс-код. Мирская одежда часто заставляет забывать, что мы все равны и одинаковы — из крови и плоти. Твою одежду придется отдать, взамен тебе выдадут нашу форму. Надеюсь, для тебя это не станет проблемой?
— Конечно нет.
«Конечно, да!»
— Замечательно. В общем, это два основных правила. Остальные узнаешь по мере проживания, — старик ласково улыбнулся и, склонив голову, проговорил. — Да храни тебя Великий.
«Господи», — подумала Ася, отвечая на улыбку Отца. — «Во что я вляпалась?».
Позже Асю отвели в ее комнату. Она в компании одного из помощников Отца, который был в кабинете, поднялась по белоснежной лестнице и попала в длинный желтый коридор, по которому тянулись одинаковые небольшие двери. На удивление, здесь не было ни одной души. Мужчина пошел налево, и Ася последовала за ним. Он остановился у двери с номером 34 и открыл ее.
— Обживайся, — кинул он перед тем как уйти, и Ася, глядя ему в след, подумала, что христианским заповедям здесь следует только Отец Коэн.
Девушка вошла в небольшую комнату с серо-голубыми однотонными обоями. Она выглядела как больничная палата: у стен стояли две железные кровати, между ними — простенький деревянный стол, у изножий кроватей — тумбочки, а рядом с дверью с каждой стороны — по небольшому шкафу.
— Ого, — присвистнул кто-то, и Ася вздрогнула всем телом. Стоило ей на секунду расслабиться, как кто-то ее поймал. Девушка опасливо повернула голову направо и заметила стоящую у шкафа женщину. В глаза бросились пушистые кудрявые волосы огненно-рыжего цвета и пышные формы груди и бедер. Ася пару секунд удивленно рассматривала женщину, пытаясь сопоставить ее с образом христианской скромницы, но выходило не очень. Между тем она заговорила. — У нас тут приют для несчастных беженок из семейной жизни?
— Как ты узнала? — ошарашенно спросила Ася, закрывая за собой дверь, чтобы избавиться от лишних возможных ушей.
— Я угадала? — скептично спросила женщина и хрюкнула со смеха. — Выглядишь так, будто сошла с рекламы домашнего насилия.
— Ага, — протянула Ася, нахмурившись. — Я — Катя.
— Алла, — кивнула женщина и поправила полы голубой плотной рубашки. — Добро пожаловать в обетованную, сестра.
Ася медленно прошла к своей кровати и кинула на нее сумку. Соседка казалась женщиной, что перепутала кабак с церковью, но никак не сломленной потерянной душой. Но, как бы Алла ни удивляла, она не стоила лишнего внимания. Нужно было поскорее отыскать мать и убираться отсюда, времени на лишние размышления о чужом моральном облике не было. Тем не менее, новая соседка не успокаивалась.
— Вещи еще при тебе, повезло. Спрячь что поценнее.
— «Еще»? — переспросила девушка. — Их заберут?
— Конечно, — прокуренным басом хохотнула женщина. — Это же противоречит незыблемому принципу всеобщего равенства, — кажется, она пыталась спародировать Отца Коэна, и у нее это получилось. Ася чуть не прыснула со смеху, но сдержалась и пожала плечами.
— У меня нет ничего ценного, я бежала впопыхах, — нужно было поддерживать образ, и Асю вдруг поразила мысль, что такая несдержанная в выражениях соседка может быть проверкой на верность обществу.
— Да кажется, если и не впопыхах, брать нечего было бы, — Алла красноречиво оглядела Асю, отчего та вспыхнула от негодования, но сдержалась от ответных комментариев. — Переодевайся, — кивнула женщина. — Мне поручено ввести тебя в курс дела.
«Отлично», — саркастично хмыкнула девушка. — «Вместо того, чтобы искать мать, я должна беседовать с бывшей проституткой».
— Это наша форма? — скорее риторически спросила Ася, оглядывая себя в зеркало. На Алле была такого же вида одежда. Горловина белой водолазки выглядывала из-под голубой плотной рубахи, чуть приталенной. Белые широкие штаны почти спадали, но на них, к счастью, были завязки. Видимо, форма здесь была для всех одного размера. На ноги Ася надела простенькие черные кеды с белыми шнурками, видимо, выбранные из-за своей универсальности.
— Роба, ты хотела сказать? — ухмыльнулась Алла, сидя на кровати и расчесывая волосы длинными кривоватыми пальцами с пожелтевшими ногтями. — У нас, низших послушников такая, у тех, что выше по рангу, — другая.
— Тут еще и иерархия есть? — удивилась девушка, поправляя рубашку и рассматривая себя со всех сторон.
— А как иначе. Только про нее меня не спрашивай, я в ней не особо разбираюсь.
«Естественно», — не без ухмылки подумала Ася, но вслух сказала другое.
— А что, ты не хотела подняться в должности?
— Зачем оно мне? Ради костюмчика, что выглядит даже похуже, чем этот? Да и я, если ты не заметила, женщина, нам тут много не светит. Всем заправляют мужики, как обычно.
— Понятно, — прошептала Ася и незаметно поправила чуть съехавший парик. Часть ее не понимала, зачем она переоделась и почему ведет милые разговоры с соседкой, больше похожей на раскрашенного пуделя. Но другая часть отвечала: пойдешь во все горло звать мать и наводить свои порядки — вылетишь быстрее, чем успеешь сказать «Аминь».
— Глянь на расписание, — кивнула женщина на стол, на котором одиноко лежал распечатанный лист. Ася отвлеклась от зеркала и взяла его в руки. Расписание было вполне обычным.
Будние дни
5:30 — подъем
6:00 — утреннее собрание
7:00 — завтрак
8:00–12:30 — послушание
12:30–13:00 — личное время
13:00 — обед
13:30–15:00 — личное время
15:00–17:00 — послушание
18:00 — ужин
18:30 — вечернее собрание
21:00 — общий отбой
Выходные и праздничные дни
7:00 — подъем
7:30 — утреннее собрание
8:30 — завтрак
9:00–14:00 — личное время
14:00 — обед
14:30–17:00 — личное время
17:00 — дневное собрание
19:00 — ужин
19:30 — вечернее собрание
21:00 — общий отбой
Ася мысленно пожала плечами. Расписание здесь было вполне неплохое. Единственное, что смущало, — это ежедневные подъемы в пол шестого, а так, живут тут даже очень хорошо.
«Стоп. Никто тут хорошо не живет», — смутилась вдруг девушка.
— Что такое послушание?
— Общественные работы. Нам, младшим послушникам, обычно достается уборка и помощь персоналу. Ничего серьезного.
Ася взглянула на старые настенные часы над дверью. Они показывали 12:54 — конец личного времени. Вдруг девушка зевнула и почувствовала неимоверное желание прилечь. Наверное, сказывалось нервное истощение — с самого утра она притворяется, выжимает слезы, врет и пытается подстроиться под правила каких-то религиозных фанатиков. Неудивительно, что вскоре мозг помахал белым флагом и отказался работать дальше.
— Что, устала? — усмехнулась Алла и вдруг выудила из-под матраса пачку сигарет. — Поспи, здесь нерадивый муженек тебя не найдет.
— Здесь можно курить? — скептически поинтересовалась Ася, глядя, как соседка встает на оконную раму и открывает деревянную форточку.
— Нет.
— Ты не боишься, что я могу рассказать об этом? — не
