class="p1">Глава двенадцатая. Грумсята и домовые.
— Карп, как твоя лапа? — Криспи нервно теребила подол своего платьица и с надеждой смотрела на брата.
— Болит. — Насупившись ответил тот. — А что тебе удалось узнать про эту туманную фигуру?
— Шшшшш! — Испуганно зашипела на него малышка и оглянулась, не слышал ли кто. — Ты разве не знаешь, что взрослые об этом и слышать ничего не желают? Давай вставай, пойдём во двор, а то твоя лапа никогда не заживёт, если будешь лежать на диване.
Карп обиженно засопел, но выбрался из-под цветастого пледа и аккуратно встал на обе лапы. Потом неловко переступил с одной на другую, поворчал и очень медленно пошёл вслед за сестрой, которая уже поджидала возле двери.
Выбравшись на улицу, грумсята медленно пошли вдоль забора, Карп сначала то и дело кряхтел, но когда Криспи приступила к рассказу, постепенно забыл про больную лапу и слушал сестру, приоткрыв рот.
Грумсы жили довольно далеко от границы, и кроме дозорных никто близко к ней не подходил и знать не знал, что там творится. Достаточно было издалека взглянуть на неприветливый туман, как по коже пробегали мурашки и всякий интерес совать нос ближе пропадал.
Но те, кто по долгу службы был знаком с делами на границе, а теперь ещё и Карп с Криспи, знали: там живут сбежавшие домовые. Но домовым без дома плохо, как легко догадаться. Поэтому они, невидимые в обычной домашней жизни, сереют, обретают неясные формы и притягивают к себе всякую гадость, а всякая гадость начинает твориться рядом с ними.
Почему же случается так, что домовые сбегают из своих домов? Кажется, дело в самих домах. Где царит мир, дружба, любовь и порядок, там и домовые — порядочные. Ну спрячут от хозяйки поварёшку, если оставила её грязной на ночь, ну уронят грумсенышу веник на лапу, если давно не прибирался, но ничего такого серьёзного не творят. Но уж если в доме стоит ругань изо дня в день, если на шкафах толстенный слой пыли, а по углам резвятся пауки, то и домовые становятся сердитыми и как умеют, так и проучают хозяев.
Но в жизни грумсов настал такой период, когда переезжали они с места на место и ни с кем поладить не могли, и так устали они от этого, что стали нервными, раздражительными и даже друг с другом в семьях разговаривали неласково, часто ссорились и кричали. И вот один за другим домовые выбрались из домов, посовещались и решили оставить хозяев.
К тому времени грумсы перебрались жить к Границе, и никаких других городов/селений поблизости не было, только бескрайние леса, поля, речки и болота. Так что домовым идти оказалось особо некуда, вот они и скучковались невнятной серой массой на одной из лесных опушек, и на долгие-долгие годы стали туманом, который не мог развеять ни один ветер. Ворчали домовые, сердились, скучали по домам, но возвращаться не хотели. А если кто из грумсов решался подойти близко, думая, что это обычный туман, вот те и пропадали. Так было и с Бориандром восьмым.
И вот однажды утром из густой туманной массы выбрался домовенок. Он был довольно маленький и почти прозрачный, ему было ужасно тоскливо на лесной опушке и хотелось чего-то тёплого и ещё, кажется, запаха бубликов. Хотя он толком не мог объяснить себе, что такое бублик и чем он так хорош. Однако подталкиваемый этим необъяснимым желанием, домовенок шустро направился прочь от тумана туда, где виднелись крыши домов. Он ловко подкрался к одному дому, принюхался — нет, не то. Направился к следующему, заглянул в окно. Нет, не сюда. И, наконец, он нашёл дом, от которого пахло как надо. Взобравшись на подоконник, домовенок огляделся и увидел спящую девочку. Вот же, её-то и надо было найти! Он начал шептать ей на ухо, как важно грумсам и домовым снова жить вместе, но малышка только сонно моргнула и потёрла кулачками глаза. Она явно не понимала, кто с ней разговаривает. И тут домовенка потянуло назад. Он оглянулся и увидел рассерженного старшего. Испугавшись, домовенок ещё раз прошептал девочке магическую формулу и помчался назад.
Спустя много дней ему удалось ещё раз сбежать из тумана, уж очень хотелось поглядеть на дом. Он был уверен, что никто его не заметит, поэтому здорово удивился, когда маленький грумсеныш уставился на него, открыв рот, после чего свалился с лестницы прямо в тазик с навозом. Грохоту он наделал такого, что сбежалась целая толпа, поэтому домовенок благоразумно убрался восвояси. Но после этого он был уверен: грумсята точно попытаются его разыскать. Так и вышло.
Карп и Криспи выбрались из деревни и направились к Границе. К тому моменту Карп уже знал, что существо, из-за которого он шмякнулся в тазик, был домовым. Криспи подслушала разговоры взрослых: в деревне заметили, что туман переместился ближе к их домам и забеспокоились. Само собой, вспомнился и пропавший Бориандр седьмой, и легенды про то, что когда-то у грумсов были домовые, и догадки, что они как-то связаны с туманом. Тогда-то Криспи и вспомнила слова ночного гостя про дружбу, которая спасет грумсов и рассеет жуть, которая десятилетиями обитает на Границе.
— То есть мы идём прямо к домовым? — забеспокоился Карп.
— Конечно! Должен же с ними кто-то поговорить и попросить вернуться.
— А если взрослые не перестанут ссориться и домовым опять у нас не понравится? — забеспокоился Карп. Мысль о том, что еще могут натворить существа, так долго притворявшиеся туманом и похитившие целого грумса, не давала ему покоя.
— Давай попробуем, — Криспи была настроена решительно.
Грумсята довольно резво перебрались через поле, разделявшее деревню и Границу, и начали красться по направлению к туману. С каждым шагом их решимость немного уменьшалась: становилось холодно и вокруг начали сгущаться сумерки, хотя до заката было еще далеко. Карп поёжился. Криспи, заметив это, взяла его лапу в свою.
— Не бойся, — шепнула она. — Вряд ли они на нас нападут.
— Может, мы спрячемся за кустом и понаблюдаем за ними сначала? — предложил Карп, у которого от страха и холода уже стучали зубы.
— Ну мо… — Криспи замерла на полуслове. Прямо на них надвигалась большая туманная фигура, и вид у нее был такой грозный, что грумсята встали как вкопанные и даже перестали дышать от страха.
Глава тринадцатая. Ох уж эти грумсы!
Уррр-бррр-фррр — урчало в животе у дракона Фёдора. Он летал уже добрых часов 5 безо всякого толку: ни грумсов, никого другого он не встретил.
