ни звучало, я не хочу, чтобы тот парень попал в неприятности. Да, он украл машину, но меня и пальцем не тронул. Он даже не оставил «бенц» себе.
К тому же… его можно было назвать джентльменом. Дело, конечно, не в манерах – мужчина был грубым и резким, особенно поначалу. От звука его голоса у меня по спине побежали мурашки. Он был глубоким и грубым – голос настоящего злодея.
Внешне парень тоже не слишком походил на джентльмена. Он был огромным – и вширь, и ввысь, едва помещаясь в автомобиле. Его руки казались толщиной со все мое тело. У него были иссиня-черные волосы, жесткая щетина по всему лицу, темные волосы на руках и даже на тыльной стороне ладоней. И его глаза были свирепыми. Каждый раз, когда парень смотрел на меня в зеркало, я чувствовала себя пригвожденной к месту.
И все же я поверила, когда он сказал, что не тронет меня. Более того, я поверила каждому его слову. Мужчина говорил так прямо, словно не мог не быть честным.
Я прижимаю ладони к щекам, чтобы немного охладить их. Чувствую себя возбужденной и разгоряченной. Но толку от моих ладоней не много – они тоже горячие.
Я не могу перестать думать об этих глазах, смотрящих на меня через зеркало заднего вида, об этом грубом голосе и об этих невероятно широких плечах. О его огромных ладонях, сжимающих руль.
Никогда не встречала такого мужчину. Ни в одной из тех стран, где побывала.
Я чувствую, как в сумочке вибрирует телефон, и достаю его. Вижу с десяток пропущенных звонков и еще больше сообщений.
Я поднимаю трубку со словами:
– Tata?
– Симона! – кричит отец, и я слышу облегчение в его голосе. – Ты в порядке? Где ты? Что происходит?
– Я в порядке, tata! Все хорошо. Я у исторического музея, на углу Линкольн-парка.
– Слава богу, – восклицает отец. – Оставайся на месте, полиция уже в пути.
Я и не могла бы уйти, разве что пешком. У меня нет водительских прав.
Полиция приезжает уже через пару минут. Они помогают мне выйти из машины и окружают меня, накидывают плед мне на плечи, задают сто вопросов в минуту.
Я отвечаю лишь: «Я не знаю, я не знаю», снова и снова.
Меня отвозят прямиком домой, и я уверена, что на этом настоял мой отец. Он уже ждет меня на пороге. Папа забирает меня из рук полицейских и велит им прекратить расспросы.
Mama без конца целует меня, зажав мое лицо в ладонях, словно не может поверить, что это действительно я.
Даже Серва проснулась и спустилась из своей комнаты, укутавшись в любимый пушистый халат. Она тоже обнимает меня – так же сильно, как и mama. Я осторожно обнимаю ее в ответ. Моя сестра старше меня на десять лет, но на голову ниже. Я кладу подбородок ей на макушку, вдыхая знакомый запах жасминового мыла.
Как только полиция покидает наш дом, начинается настоящий допрос.
Отец усаживает меня в гостиной и требует рассказать, что случилось.
– Какой-то мужчина угнал машину, tata. Я была на заднем сиденье. Он велел мне лечь и закрыть глаза. Затем он оставил меня.
Ложь дается мне поразительно легко.
Я не привыкла врать – особенно родителям. Но я не смогу объяснить им, что случилось на самом деле. Я и сама этого не понимаю.
– Скажи мне правду, Симона, – сурово говорит отец. – Он прикасался к тебе? Он оскорбил тебя?
– Яфью… – начинает mama.
Подняв руку, отец велит ей замолчать.
– Ответь мне, – говорит он.
– Нет, – решительно отвечаю я. – Он не касался меня.
Это я касалась его.
– Хорошо, – говорит отец с ощутимым облегчением в голосе.
Теперь он обнимает меня, обвивая мои плечи своими сильными руками и крепко их сжимая.
Интересно, обнял бы он меня так же, если бы меня все же «касались»?
– Вы пропустили свой раут, – говорю я mama.
– Это неважно, – отвечает она, заправляя прядь светлых переливающихся волос за ухо. – Mon Dieu, ну и город! Я знала, что это случится. Все говорили, что здесь сплошные преступники и грабители и перестрелки каждый день.
Mama смотрит на отца с упреком. Это он всегда выбирает, какие приглашения ему принимать и куда нам ехать. Только дважды моя мать решительно этому воспротивилась – когда была беременна моей сестрой и потом мной. Оба раза она настояла на том, чтобы вернуться домой, в Париж, где мы могли родиться на французской земле.
Мой отец настолько сильная личность, что я ни разу не видела, чтобы кто-то с ним спорил. Уж точно не я. Он как ледник – холодный и непоколебимый. Ничто не может устоять перед ним. Отец мог бы сокрушить целый город на своем пути, будь у него достаточно времени.
Ему потребовалась огромная сила воли, чтобы вырваться из нищеты, в которой он родился. Больше никому из его семьи это не удалось. У папы были три старшие сестры – все они умерли или пропали, когда он был еще мальчишкой. Его родителей тоже не стало. Он сам себе целый мир. Отец как Юпитер, вращающийся вокруг Солнца, а mama, Серва и я – крохотные спутники на его орбите.
Я не думаю, что mama в целом возражает – по ее словам, она влюбилась в отца, стоило ей его увидеть. С тех пор она преданна ему безгранично. Папа был невероятно красив – высокий, худощавый, словно выточенный из обсидиана. Но я знаю, что дело было не только в этом. Mama была богатой наследницей, рожденной в роскоши. Ее привлекла его целеустремленность. Она никогда не видела ничего подобного среди других привилегированных детей.
В день их свадьбы mama передала отцу контроль над своим трастовым фондом. За последующий год тот вырос втрое.
Интересно, существует ли на самом деле любовь с первого взгляда?
Как ее почувствовать?
Может быть, это стрела, которая пронзает твою грудь всякий раз, когда пара угольно-черных глаз встречает твои?
Я чувствую, как снова краснею при одной только мысли об этом.
– Что такое? – спрашивает mama. – Ты странно выглядишь. Хочешь воды? Еды?
– Все в порядке, mama, – уверяю я ее.
Отец встает с дивана.
– Куда ты? – спрашивает его mama.
– Мне нужно поговорить с Джессикой.
Джессика Томпсон – его ассистентка.
– Прямо сейчас? – уточняет mama, и между ее бровей снова пролегает складка.
– Немедленно. Ей придется выпустить пресс-релиз. Невозможно скрыть тот факт, что наша дочь была похищена. Только не после всей этой суматохи в отеле.
Таков мой отец – как только одна
