важном, например о начале менструаций. Но они в основном все говорили об одном и том же — как они любят заниматься сексом, или сколько раз в неделю они это делают, и какой цвет волос у мужчин им нравится. Я не отдавала себе отчета в том, что сжимаю ноги, пока Зак не обернулся и не сказал: “Хватит качаться на кресле, оно скрипит”.
Еще девушки рассказывали о том, как они испытывают оргазм, но я не совсем ясно понимала, о чем это они. Наверное, оргазм — это то самое приятное чувство, когда сжимаешь ноги, но вообще-то непонятно, чего тут такого необыкновенного. Хоть это и очень приятно, почти так же, как когда Барри меня брил. Но все равно я не понимала, чему тут так восторгаться.
— Смотри! — воскликнул Зак и протянул мне фотографию смуглой женщины с темно-коричневыми сосками. Сверху была надпись: “Арабская королева”.
— И что?
— Она чурка, как ты!
— Прекрати меня так называть, это невежливо.
Зак забрал у меня журнал и сказал:
— Может, однажды ты тоже попадешь в “Плейбой”. У тебя сиськи большие.
Я помотала головой, а сама вспоминала имена всех тех фотографов из журнала.
— Мой папа думает, что ты симпатичная, — обронил он и уселся на свое обычное место.
— Серьезно?
Зак кивнул.
— Он говорит, что у тебя будет куча поклонников и твоему папаше придется запирать тебя дома.
— Ничего подобного, — обеспокоенно сказала я.
— Поживем, увидим, — ответил Зак.
Когда вечером домой вернулся мистер Вуозо, я нервничала больше, чем обычно.
— Привет, Джасира! — воскликнул он, а я промямлила:
— Спасибо, хорошо.
Зак решил, что ничего смешнее в своей жизни не слышал, и начал хохотать как сумасшедший. Мистер Вуозо тоже засмеялся, но совсем не обидно. Он только сказал:
— Ты меня немножко опередила, но ничего страшного. Я рад, что у тебя все хорошо, — и отправился на кухню.
— Можешь идти домой, — заявил Зак.
— Сама разберусь, когда мне идти, — огрызнулась я.
Дома я пошла взглянуть на свои трусики. Крови было совсем чуть-чуть, но на всякий случай я все же взяла прокладку. Тампон вынимать я пока не собиралась. Я хотела дождаться, когда папа вернется домой, чтобы ходить по дому с тампоном, а он бы ничего не подозревал.
— Прекрати мельтешить перед глазами, — сказал он вечером.
— Извини, — ответила я и села за столик для завтрака.
— Тебе уроки делать разве не надо? — поинтересовался папа. Он стоял за кухонным столом и готовил ужин. Что-то восточное и несъедобное.
— Я уже все сделала.
— Хорошо. Я собирался послушать радио.
— Я не буду мешать.
Папа помялся секунду, а потом спросил:
— Что там с твоей менструацией?
— Все в порядке.
— Боли прекратились?
— Угу.
— У твоей мамы всегда были жуткие боли, — сказал он. — Она так мучалась, прямо умирала от боли.
— Ну, у меня все не так плохо, — ответила я.
— Я всегда считал, что она притворяется. Чтобы привлечь внимание.
Я кивнула. Я не раз видела, как она корчится, и тоже так думала.
— Я не обращал на это внимания, а она бесилась и называла меня бессердечным. А я не бессердечный. Я просто вижу, когда человек лжет.
А я подумала о своем тампоне и о том, что ничего-то он не видит.
— Помоги мне нарубить капусты, — попросил папа. Капустой он называл и овощи, и деньги.
После ужина я пошла в туалет, чтобы вынуть тампон. Он весь пропитался, и кровь капала с него в унитаз. Я обмотала его несколько раз бумагой, а когда спустила воду, слив засорился. Я не знала, что мне делать, поэтому закричала:
— Папа, на помощь!
Он прибежал, увидел, что произошло, и тут же выбежал обратно. А когда вернулся с вантузом в руке, бледно-розовая вода уже лилась на бежевый коврик.
— Господи боже, — промолвил он и начал прочищать унитаз. На коврик полилась вода с кусочками бумаги, но потом, наконец, туалет прочистился, булькнул недовольно и выплюнул лужицу чистой воды.
— Принеси пакет, — велел папа.
Я убрала в пакет грязную бумагу, а он ткнул пальцем в пол и спросил:
— Это что еще такое?
Я оглянулась и увидела тампон. Он, конечно, был не таким кровавым, как когда я его только вытащила, но все равно было видно, что его использовали.
— Подними, — приказал папа.
Протянув руку, я схватила тампон. Мне не хотелось брать его голыми руками, но папа загородил собой туалетную бумагу.
— Откуда это у тебя? — спросил он.
— Из школы, — начала говорить я, — мальчишки…
— Ты помнишь, что я тебе говорил про тампоны? — перебил папа.
— Что они для замужних женщин.
— А ты разве замужем? — спросил он.
— Нет.
Он посмотрел на меня с секунду, а потом сказал:
— Пошли.
На кухне он открыл шкафчик под раковиной, чтобы я выбросила в мусорку тампон.
— А теперь иди и вынеси ведро, — велел папа.
Я пошла выносить мусор, а когда вернулась, дверь была закрыта. Я позвонила, но он не открывал.
Я даже не знала, что мне теперь делать. Машина тоже была заперта. Я подумала было пойти домой к Вуозо, но побоялась. Мне казалось, что если они узнают, что папа меня не пускает домой, то сразу меня уволят.
В конце концов я пошла прогуляться к бассейну. Там при выходе из раздевалки стоял телефон-автомат, из которого я иногда разговаривала с мамой. Я позвонила ей за ее счет, и она спросила, что еще такое у меня стряслось.
— Меня выгнали, — сказала я и разрыдалась.
— Неужели? — ответила она. — А твой отец только что позвонил и сказал, что ты сбежала.
— Я не сбегала, — возразила я, — он меня выгнал, и я звоню тебе из автомата.
— Где этот автомат? — спросила мама.
— Около бассейна.
— Тебе надо не мне звонить, а отцу. Он понятия не имеет, где ты.
— Но он же меня выгнал!
— Послушай меня, Джасира. Мы обе знаем, что у твоего отца проблемы, он все принимает слишком близко к сердцу. Тебе нужно это учитывать и вести себя соответственно. Если он тебя выгнал, тебе придется подождать, пока он не остынет. Понимаешь? Просто я ведь не могу постоянно отвлекаться на твои звонки. Какой вообще тогда смысл в том, что ты живешь с папой, если все проблемы все равно приходится решать мне?
— Не хочу я тут жить. Я хочу домой.
— Ну же, ты даже не хочешь попытаться?
— Я попыталась. Я старалась, как могла.
— Знаешь, о чем надо тебе думать в такой ситуации? — сказала мама. — Подумай, а почему папа тебя выгнал? Ты думала, почему он так поступил?
— Думала, — соврала я.
— Правда?
— Нет.
— Как ты думаешь, что
