куда уж больше? Однозначно лучше словесный мозготрах, нежели стирать чью-то одежду.
– Уверена, – откидываю его халат на раковину. – Итак, состояние удовлетворительное. Положение активное. Сознание ясное. Голова правильной формы, средних размеров. Лицо симметрично, продолговатое, склеры белые. Выражение лица…неприветливое.
– Черт, а по заученной методичке приветливое.
– Ну так я же описываю как есть, а не по методичке.
– Ну да, точно, – не скрывая сарказма в голосе выдает Потапов.
– Шея пропорциональна росту, – как ни в чем не бывало продолжаю я. – Окружность шеи…сейчас секундочку, – достаю из кармана халата сантиметровую ленту и накидываю на шею говнюка. – Сорок два сантиметра. А это, между прочим, маркер избыточной массы тела.
Потапов резко вырывает у меня из руки ленту и буквально тычет мне ею в нос.
– У тебя она начинается с трех сантиметров.
– Ой. Тогда в пределах нормы. Продолжим. Щитовидная железа не видна. Сглотните, пожалуйста, – на удивление Потапов сглатывает без слов. – При глотании аналогично не визуализируется. Пальпировать вас можно?
Готова поклясться, что он раздумывает как бы словесно меня опустить, но видимо думалки не хватает, ибо он молча кивает. Кладу ладони на его шею и принимаюсь за пальпацию.
– Определяется перешеек щитовидной железы, примерно три миллиметра. Сглотните, пожалуйста. Левая доля не пальпируется. Сглотните еще.
– Больше нет слюны.
– А вы сделайте то, что делают большинство женщин.
– Сымитировать?
– Точно, – вот же странный мужик. Давно бы уже мог меня остановить, но подыгрывает мне и снова сглатывает. – Правая доля аналогично не пальпируется. Переходим к грудной клетке.
Измеряю ее окружность и продолжаю осмотр строго по методичке. Ну почти строго.
– Сергей Александрович, а какие у вас вес и рост?
– Стоп. А ты ничего не забыла?
– Забыла утром встать с той ноги, вот день и не задался.
– Строить из себя дуру надо дозированно. Перебарщиваешь. Ты не провела пальпацию грудных желез.
– Ой, точно.
И все. Ступор. Кто вообще пальпирует грудные железы у мужиков? Нет визуально и нет. Становится жуть как неловко.
– Время тикает.
Нехотя кладу руку на его грудь и начинаю ощупывать. Точно! Надо пальпировать соски. Сжимаю, разжимаю.
– Ты меня доишь?
– Нет, – поднимаю взгляд на Потапова. – Я смотрю состояние ваших сосков.
– И как?
– Никаких выделений нет.
– Ну слава Богу, а то я уже начал переживать, что молозиво пошло, – придурок. – А что там с железами?
– Недоразвиты, – кажется, я сказала что-то не то, судя по выражению лица надсмотрщика. И тут до меня доходит. – В смысле грудные железы не пальпируются.
– Вспомнила-таки методичку.
– Я даю вам оценку исключительно по вашим показателям.
– А ты уверена, что у меня нет увеличения грудных желез?
– Если вы намекаете на то, что у вас развитые грудные мышцы, то да, а гинекомастии у вас нет. Ни истинной, ни ложной.
– Не уверен, что ты знаешь, что это такое.
– А я уверена. Какой у вас вес и рост, Сергей Александрович?
– С чем связано развитие истинной гинекомастии?
– С преобладанием эстрогенов над андрогенами. Первые в свою очередь стимулируют развитие ткани грудных желез по женскому типу.
– Это все?
– Или она развивается из-за снижения чувствительности тканевых рецепторов к влиянию андрогенов. А может, из-за повышения чувствительности к эстрогенам, – выкусь накусь, козлина. – Так какой у вас рост и вес, Сергей Александрович?
– Сто восемьдесят восемь, восемьдесят пять.
– Итого. Индекс массы тела примерно двадцать четыре, что равно норме. Но ваш идеальный вес приблизительно восемьдесят один килограмм. Продол…
А вот продолжить мне Потапов не дает. Резко прерывает меня:
– Если ты думаешь, что отведенные десять минут ты будешь демонстрировать мне заученные фразы из методички, то ты ошибаешься. Продемонстрировать свои реальные знания или их отсутствие ты еще успеешь, а сейчас, в оставшееся время ты живо принимаешься за задание, которое я тебе дал.
– Но…
– Ты глухая? Я считаю до пяти.
Хочется от души взбрыкнуть и шибануть в него его же халатом, вот только головой-то я понимаю – чем больше буду пререкаться, тем больше доставлю ему удовольствия и еще сильнее усугублю свое и без того фиговое положение. Ладно, тоже мне проблема, другим вещам научилась за полгода. Подумаешь, рукава простирнуть. Это же не его труселя.
Пока я раздумываю, как правильно осуществить сие действо, Потапов включает воду и указывает взглядом на кусок мыла. А, собственно, с какой стати я должна портить свои руки? Ведь можно справиться как тетки из древних веков. Что они там делали? Колотили белье. Кажется, да.
– Давай живее.
– А мне кажется, что ваш халат уже чистый.
– Значит, ты звездоболка?
– В каком-то роде, да, я звезда.
– Кулинарии?
– Не только. Просто звезда.
– Рифма просится нехорошая.
– Рифмуйте. Можете даже всеми известными матерными рифмами. Но взамен, после этой экзекуции, махнитесь студентами. Я пойду к симпатичному блондинистому доктору, а девушка из моей группы по имени Ангелина вместо него к вам. Она, кстати, очень умная душнила.
– Если ты сейчас не начнешь стирать, я отдам запись ментам сразу после работы.
– Хорошо, хорошо, – стягиваю с себя халат и подхожу к вешалке. Поборов брезгливость, снимаю чей-то халат, повидавший атомную войну, судя по желтоватому цвету, и накидываю на себя. – Чтобы не забрызгать свой чистенький, – зачем-то поясняю я и возвращаюсь к раковине.
Принимаюсь мочить рукава и намыливать их мылом. И тут очередной ступор. И как это технически совершить?
– Только не говори, что ты никогда не стирала руками, – молчу, уткнувшись взглядом в раковину.
– Конечно, стирала, – как ни в чем не бывало бросаю я. – Отойдите, пожалуйста, в сторону.
– Зачем?
– Таинство стирки и все такое.
– Я привык все контролировать, – ну что ж, потом не жалуйся.
Замахиваюсь и со всей силы ударяю рукавом по краю раковины. Очередной замах и такое битье продолжается ровно до тех пор, пока я не слышу позади себя:
– Я смотрю, ты малость с припиздинкой.
– Пере, – очередной удар и, вынуждена признать, что бить об раковину одежду - трудно.
– Что?
– Перепиздинкой. И не малость.
– Вынужден с тобой согласиться. Ты чего творишь?
– Как это что? Стираю. Бить легче, чем тереть. В старорусские времена
