силилась не заплакать. Девочка очень испугалась, но ведь она – дочь своего отца и должна быть храброй.
Позже тем же утром они с Марией играли в куклы. Вернулся встревоженный аббат:
– Ваша милость, люди Уорика бесчинствуют в городе. Закон и порядок нарушены. Толпы черни беспрепятственно грабят и громят что хотят – и все это от имени Уорика! Несколько преступников покинули святилище, чтобы участвовать в беспорядках на улицах. Мадам, я не верю, что какая-нибудь власть восстановится, пока не прибудет милорд Уорик.
Мать встала, глаза ее расширились от тревоги.
– Отец аббат, молю вас, поскорее сообщите об этом лорд-мэру, он обязан защищать Лондон. Уговорите его не сопротивляться силам Уорика и никак не провоцировать его самого, чтобы он не причинил вреда горожанам и не ворвался в аббатство.
– Мадам, не беспокойтесь, я это сделаю, – пообещал аббат и быстро удалился.
Елизавета дрожала от страха, но подоспела мистресс Джейкс, крепко взяла за руки ее и Марию, подвела к крючкам, на которых висели их накидки, затем проводила вниз по лестнице, в личный двор аббата, и велела побегать пока там на свежем воздухе. Девочки стали играть в пятнашки, потом в жмурки. Елизавета заметила аббата, он стоял у окна и помахал им рукой. Он был такой добрый, спокойный и надежный, и почему-то она верила: он оградит их от любого зла. Успокоившись, принцесса начала получать удовольствие от игры, но вдруг услышала вдалеке какие-то крики и замерла на месте. Тут снова появился аббат, улыбнулся сквозь ромбики стекол и покачал головой, глядя в том направлении, откуда доносился шум, чтобы показать детям: беспокоиться не о чем.
В одиннадцать часов девочек позвали в дом обедать. Обычно еду подавали с большими церемониями и во время трапезы детям читали вслух поучительные истории. Однако сегодня в Иерусалимской палате слышался только тихий шепот королевы и других женщин. Братья-миряне принесли им еду – сытную и простую, предложенную от сердца, но совсем не похожую на те изысканные блюда, к каким привыкли их гостьи.
После обеда девочкам умыли лица и отправили их вздремнуть. Елизавете никак не удавалось заснуть, она думала и думала, что же происходит сейчас совсем рядом с ними, на улицах Лондона, а когда их пришли поднимать, с радостью встала с постели и вместе с сестрой вернулась к играм. Однако от Елизаветы не укрылось, что их мать все время поглядывает на дверь и напряженно прислушивается, как и сама она, к любым звукам, которые говорили бы о беспорядках на улице. Девочку беспокоило, что мать, которая всегда являла детям образец спокойного царственного величия, так сильно нервничает. Казалось, мир шатается, и девочке хотелось одного: пусть ее успокоят и заверят, что все будет хорошо.
Ближе к вечеру детям, как обычно, дали молока и хлеба, после чего все пошли в домашнюю часовню аббата на вечерню. Уже несколько часов не было никаких новостей, и встречавший их монах тоже ничего не мог сказать.
После службы мать устало села за накрытый к ужину стол, вид у нее был совершенно измученный.
– Чего бы я только не отдала, лишь бы узнать, что там творится, – пробормотала она, – и где сейчас мой милорд король. Как бы мне хотелось услышать, что он в безопасности. Боже милостивый, сколько же нам томиться здесь узницами?
– Уорик и Кларенс скоро будут здесь, – сказала бабушка.
– И что тогда?
– Ситуация прояснится, Бет. Постарайтесь не падать духом. Подумайте о детях.
– Не падать духом?! – воскликнула мать. – Вспомните, что они пытались сделать с вами.
По лицу бабушки пробежала тень.
– У меня еще остались друзья в высших кругах.
– Как же, надейтесь!
– Миледи, – подала голос Елизавета, – почему мы не можем подружиться с моим дядей Уориком?
Мать погладила ее по волосам.
– Если бы все было так просто, моя милая.
– Но тогда он разрешил бы нам уйти отсюда и вернуться во дворец.
– Я не осмелюсь покинуть этот дом, – сказала королева. – Здесь мы под защитой Господа.
Елизавета старалась поверить в это.
После ужина, как обычно, устроили развлечения ради детей. Женщины, сделав храбрые лица, пели песни и играли с девочками в прятки, затем мистресс Джейкс подала принцессам сладкий эль с пряностями и уложила их в постели. Обычно они сладко засыпали, зная, что ворота дворца крепко заперты, привратники стоят на страже и караульные обходят дворец три или четыре раза за ночь, проверяя каждую комнату. Но здесь не было ни стражи, ни караула – только Бог и отец аббат. Долго-долго Елизавета в страхе лежала без сна и напряженно прислушивалась, не донесутся ли с улицы какие-нибудь тревожные звуки. Но все было тихо.
– Зря мы не взяли с собой больше одежды, – сетовала мать на следующее утро.
– Будем обходиться тем, что есть, – сказала бабушка. – Мы можем выстирать сорочки и почистить платья.
– Надо же дойти до такого – работать за прачек! – сокрушалась королева, едва не плача. Она все еще роптала, когда прибыл очень мрачный аббат Миллинг.
– Ваша милость, Уорик и Кларенс вошли в Сити и взяли под контроль Тауэр. Мэр прислал мне сообщение, что у него не было другого выбора, кроме как заключить с ними соглашение. Пока это все, что мне известно, но я отправил двоих наших братьев-мирян узнать, что происходит.
Мать не могла проглотить ни кусочка еды, Елизавете тоже есть не хотелось. Напряжение в комнате стало осязаемым. Только когда около полудня отец аббат вернулся, оно наконец спало.
– Ваша милость, Уорик восстановил порядок в Сити, но я с прискорбием сообщаю вам, что он вновь провозгласил Генриха Шестого королем и привел его из тюрьмы Тауэра в королевский дворец.
Взгляд матери застыл.
– Значит, он снова сажает на трон королей. Мнит себя выше нас всех. Генрих Ланкастер не больше подходит на роль правителя, чем малышка Сесилия, даже если у него есть на это право. Он потерял разум. Он слабоумен, бедняга.
– Но опасен, – заметила бабушка.
– Не сомневаюсь. Мнящая себя королевой Маргарита[6] явится сюда из Франции и попытается захватить власть от имени Генриха, но править здесь будут Уорик и этот глупец Кларенс, – прошипела королева. – Генрих станет куклой в их руках, и они постараются использовать его, чтобы уничтожить меня и мою родню. Помните, как они обошлись с моими дорогими отцом и братом!
Елизавета вся сжалась от этих слов. Мать пугала ее почти так же, как мысли об Уорике и дяде Кларенсе.
– Мадам, прошу вас, – твердым голосом произнес аббат. – Новостей больше нет, и это вам на руку. Сегодня днем повидаться
