со своим молом с пушками, а каракка медленно сворачивала к деревянной пристани, ведшей к Морским воротам Родосской крепости.
Морские ворота были обрамлены двумя полукруглыми зубчатыми башнями, меж которых находился только недавно установленный мраморный барельеф с тремя небожителями: Богоматерью, святым Петром, а также святым Иоанном Крестителем — особо почитаемым покровителем ордена. Под изображениями были высечены гербы ордена, королевского дома Франции и великого магистра д’Обюссона, а также дата — 1478 год.
Помимо небесных покровителей, призванных защищать ворота, на подступах к крепости были готовы встретить врага несколько мощных башен, отражавшихся в водной глади гавани. Среди них над зубчатой стеной возвышались своды храма Богоматери Замка, а далее вправо, почти под сенью башни Святого Павла, располагались Арсенальные ворота — названные так потому, что за ними, внутри крепости, находилось приземистое здание рыцарского арсенала. Эти ворота (шириной в 9,9 метра и высотой в 5 метров) были обустроены так, чтобы втаскивать через них корабли в расположенные за крепостной стеной доки и верфи иоаннитов. Лео как раз увидел процесс затаскивания галеры в эти ворота для ее последующего ремонта и не мог не впечатлиться.
В общем, крепость представляла собой мощную твердыню, но надо признаться, что в самом конце 1476 года у султана был неплохой шанс захватить Родос, оставшийся из-за каприза природы практически беззащитным, словно извлеченная из раковины улитка. Страшный ураган пронесся над островом, порушив много домов и даже архиепископский дворец, но не в этом была главная беда — целый участок крепостных стен, смотревших на гавань, обрушился!
Суеверные жители увидели в этом гнев Божий и в унынии опустили руки, но умница д’Обюссон живо согнал всех на работы и заставил самоотверженно трудиться: и уныние прошло, и дело было сделано. Ну, а что поворчали, что он обошелся с горожанами, как с пленными магометанами, так, как говорится, собака лает — караван идет. Резво покончили с первоочередными работами, потом уж с меньшим спехом занялись второстепенными да отделочными. Теперь же приплывшие из Константинополя застали самый финал строительной эпопеи внутри гавани.
Потом внимание плывших на каракке привлекла пришвартованная большая венецианская галера под красно-золотым флагом с крылатым львом святого Марка.
Алчен венецианский лев! Все Средиземноморье хочет заглотить. И давно бы заглотил, если бы не османы. И тогда лев без зазрения совести позволяет себе все, что сам считает позволительным для себя — мол, кто осмелится осудить меня? Одной когтистой лапой он воюет с турками, другую подает им в знак верности и союза, и при этом умудряется ими обеими пригребать себе владения.
Лев думает, на Родосе этого не знают, но нет. Совершенная шпионская сеть магистра д’Обюссона уже донесла ему из самого Константинополя о том, что венецианцы за спинами всех своих союзников готовятся заключить с османами сепаратный мир. Чуть позже кое-какие подробности о венецианском посольстве приватно сообщил брату Жоффруа невозмутимый д’Обюссонов секретарь — итальянский рыцарь Филельфус…
Однако мы немного забежали вперед в нашем повествовании. Вернемся немного назад, к тому моменту, как Жоффруа с сопровождавшими и Торнвилль высадились на деревянный пирс, ведший на сушу к Морским воротам.
Новоприбывшие дали объяснения страже и вошли внутрь крепости, в ту ее часть, что носила наименование Хора, или Бурго. Она была населена, по преимуществу, греками, хотя имелось там и определенное количество латинян, а также евреев, особняком живших в своем квартале близ госпиталя Святой Екатерины и одноименных ворот.
Хоть Хора и находилась внутри крепостных стен, общих с Коллакиумом — районом поселения и административного управления иоаннитов — обе части были отделены друг от друга крепкой, еще византийской постройки стеной, подновленной крестоносцами. Иоанниты если и не опасались греков (хотя в этом не было ничего позорного, ибо всегда лучше быть излишне бдительным, нежели беспечным), то уж, во всяком случае, точно не доверяли им, свидетельством чему и являлась данная стена. Кроме того, в случае взятия врагом Хоры, внутренняя стена образовывала вторую линию обороны, а третьей, последней, линией являлась цитадель Кастелло — замок великих магистров, возведенный на месте нижнего античного акрополя с храмом Гелиоса.
Оказавшись в Хоре, юный Лео, Жоффруа и остальные тут же свернули направо и через ближайшие ворота внутренней стены вошли в Коллакиум, где их внимание почти сразу привлекла громада Нового госпиталя, строившегося уже 38 лет. Прямоугольное здание было все в лесах, но привычного строительного шума не было слышно — военные объекты перетянули на себя всех каменщиков, а на госпиталь не хватало ни сил, ни денег.
Сквозь строительные леса проглядывался главный фасад, где на первом этаже располагались ниши с овальным завершением — в них планировалось разместить лавки, торгующие в пользу госпиталя. В центре над ними, под выступающей из стены трехгранной апсидой часовни второго этажа, был установлен мраморный барельеф с изображением двух ангелов, держащих герб магистра Антуана Флювиана де Ла Ривьера, затеявшего это строительство (которое ему, впрочем, не было суждено даже начать). Надпись, высеченная на мраморе, гласила, что великий магистр Флювиан пожертвовал 10 000 золотых флоринов на строительство Нового госпиталя, которое и было начато 15 июля 1440 года — правда, уже при новом магистре Жане де Ласти, три года спустя после кончины Флювиана.
Пройдя две трети фасада строившегося госпиталя по левую руку и не доходя до храма Богоматери Замка, брат Жоффруа махнул рукой направо и коротко сказал Лео:
— Вот стоит резиденция "языка" Англии, прямо у храма. Ты наверняка будешь жить там.
Каждый "язык" имел свою резиденцию — "оберж", но сами братья там не обитали: обычно собирались для трапез, отдыха и обсуждения дел, а жили там лишь рыцарские гости.
Наконец Лео и его спутники прошли весь фасад госпиталя и, обогнув здание налево, начали подъем вверх по узкой мощеной улочке, вдоль которой располагались орденские учреждения и "обержи", в основном двухэтажные — в том числе испанский, итальянский, французский.
Последний, располагавшийся после небольшого храма Святой Троицы, был украшен интересными башенками и двумя похожими на крокодилов горгульями, что, усмехнувшись, не преминул отметить Торнвилль. Он вдруг вспомнил, как еще до того, как оказаться в турецком плену, видел на Кипре, в Салине, горгулий, похожих на добрых поросят… Словно это было в другой жизни!
Резиденции рыцарских языков были украшены большим количеством мраморных гербов — орденских, магистерских, рыцарских, государственных. Они, будто картины в галерее, составляли нескончаемую вереницу, которую могли наблюдать путешественники, поднимаясь вверх по улице.
Несколько минут хода — и улица вывела на небольшую площадь с орденским храмом Святого Иоанна, соседствовавшего с дворцом великих магистров, но пусть слово "дворец" не
