лёгкого сферолёта. Я вздрогнул и обернулся, готовясь достать ружьё, но тут же успокоился. Лёгкий патрульник пограничников субдиректории — это намного лучше, чем банды южных конзанцев, иногда пересекающих границу. Трёхметровая сине-белая машина, окутанная полупрозрачным фиолетовым сиянием, проплыла над полем и стала осторожно садиться на дорогу. В воздухе почувствовался лёгкий запах озона. Наконец круглое днище коснулось дороги, сферополе погасло, и машина, качнувшись, выбросила шасси с небольшими колёсами. Я выключил музыку, сбросил с плеч рюкзак и подошёл ближе. Всего в машине было двое: молодой лейтенант и усатый пилот постарше — не то сержант, не то старшина.
— Документы! — крикнул, спрыгивая с заднего сиденья, лейтенант.
Росту он был почти моего, может, чуть ниже. Его кираса из металлопластика с гербом трёхглавого лебедя сверкнула на солнце. Третье сиденье вверху пустовало, нижние, зарешёченные, для арестованных — тоже. Пилот достал импульсный пистолет и остался сидеть на месте, в самом центре аппарата.
Я достал старый УНИ — универсальный носитель информации, вставленный в рамочку и переделанный под карту документов. Погранец коснулся ридером.
— Антон ЭтОллин, сорок три года, — сказал он с ударением на «о» и тут же переспросил: — или ЭтоллИн?
— На «о», — кивнул я. — Есть такая маленькая страна на западном побережье — Этолла…
— Знаю, — немного резко прервал лейтенант, читая дальше анкету. — Лицензия на оружие… Вы охотник?
— Я батрак. Механик. Иду к новому месту работы.
Лейтенант посмотрел на меня и насторожился.
— Бездомный?
— Ну, почему же. Есть квартира в Средополисе, только вот работы для меня там нет. Я механик-самоучка, без позднего образования. Последние четыре года работал в посёлке Александрит-пять, это тридцать вёрст отсюда. Платили хорошо, но надоело сидеть взаперти. Ищу новое место.
— Но написано, что бездомный… Хотите вернуться в Средополис?
— Нет, хочу на восток. Не люблю большие города.
— Вы не выглядите на сорок три, — лейтенант пристально рассматривал меня, словно стараясь поймать на неверной мимической реакции. — Вам от силы двадцать пять — двадцать семь. Делали пластику, генную корректировку?
Я вздохнул, потому что мне надоело отвечать на этот вопрос.
— Врождённая особенность. На том же УНИ есть данные. Мой отец, без вести пропавший, если верить матери, в шестьдесят выглядел на тридцать. Сейчас, наверное, выглядит на сорок, если жив. Феномен подкидышей, может, знаете.
— Хм. Слышал. Но раньше не встречал.
Погранец изменился в лице, и я понял, что он начинает мне верить. Наконец-то представился:
— Да, пограничная служба субдиректории, лейтенант Хордин. Нехорошо вот так просто ходить пешком через природный парк. Пожалуй, лет пятнадцать назад я бы вас арестовал за бродяжничество, но сейчас такой статьи в кодексе нет. Может, вас подбросить до ближайшей заправки?
Я подумал и кивнул, доставая кошелёк. По сути, это даже не являлось взяткой — давать небольшую деньгу всем подвозившим было данью древним традициям, и многие даже верили, что это приносит счастье. Я достал пластиковую монету в двадцать пять рутен.
— Достаточно?
— Что вы! Я на работе. Подвезу так, здесь недалеко.
— Спасибо!
Действительно, пограничники — не самые плохие попутчики. Я подхватил рюкзак и залез на верхнее сиденье машины. Пилот убрал пистолет, неодобрительно взглянул на напарника и перчаткой активировал сферополе.
* * *
Снова запахло озоном, стало тихо, а пространство внутри сферы изолировалось от внешнего мира тонкой плазменной оболочкой, струящейся от центрального обруча к двум «полюсам» сферы. Сферолёт медленно поплыл в изменившемся гравитационном поле наверх, по широкой параболе, разворачиваясь вокруг оси.
— Мы на юг, вам точно по дороге? — спросил севший рядом лейтенант.
— Мне надо в Шимак. Оттуда я на сферобусе или на поезде подамся через перешеек.
— О, на Дикий Восток, поближе к Мриссе? Не боитесь?
— Он уже давно не такой дикий. А вы что, ищите кого-то? — рискнул спросить я.
Хордин кивнул.
— Прочёсываем район. Из Тавданской трудовой колонии сбежали три каторжника-конзанца с оружием. Скорее всего, они пошли на север, в Новоуральскую субдиректорию. Но, на всякий случай, надо прочесать ближайшие фермы. Уже три просмотрели, на нашем участке осталось две.
— Сбежали? — я сильно удивился. — Им разве сейчас не вправляют мозги?
— Вправляют. Но визио-программатор действует на психику по-разному. На кого-то, видимо, плохо действует. И есть способы снять блокаду и выправить мозги обратно. Очень похоже, что им помогли сбежать…
Ковыльные луга скоро сменились тростниковыми полями. Через минут семь стало душно и заметно теплее. Аппарат медленно начал набирать высоту — время до рекреации двигателя уменьшалось.
— Что-то короткие циклы у двигателя. Старый аппарат?
— Не то, чтобы совсем, но старый, — недовольно сказал пилот. У него был явный западный акцент. — Перекрашенный. Новые последние годы только центральным дают, да тем, что в Заповеднике.
— На хлорофилле?
— На нём… Всё, пора, рекреация!
Аппарат развернуло лицом к земле. Я прижался к креслу. Сферополе погасло, и аппарат рухнул вниз. Заложило в ушах. Свободное падение продолжалось пару секунд, затем сработал датчик, и двигатель снова заработал.
Сферодвигатели быстро нагреваются, а кислород в изолированной воздушной среде быстро истощается. Именно поэтому все небольшие аппараты надо «продувать», чтобы дать двигателю остыть, а воздуху поменяться. Аппараты покрупнее оборудуются хитрыми системами вентиляции, фреоновыми установками и даже компенсирующими ракетными движками, чтобы сделать рекреацию максимально удобной для пассажиров. Небольшие аппараты, вроде патрульных пограничных сферолётов, лишены подобных удобств, поэтому приходится терпеть.
— Служили? — спросил Хордин.
— Да, — поморщился я. — Югрось. В анархистов стрелял.
Не люблю это вспоминать. Именно во время той войны я потерял семью — первая жена пропала без вести. Я даже не знал, родился ли у меня ребёнок, и какого он был пола.
— Не самая славная страница истории, — кивнул пилот.
— Обидно! — Хордин оживился, похоже, эта тема его волновала. — Мы, рутенийцы, должны быть едины. Ведь мы же одна нация. Эта планета наша. А тут — границы какие-то. Уже второй раз отделяются.
В другой бы ситуации я возразил. О каких русских могла идти речь, когда первыми жителями Рутенийской Директории были колонисты из десятка стран земной Европы, Азии и даже Латинской Америки? Конечно, мы были единственным государством, пережившим «Малое Мредневековье», и многое из культуры живо и теперь. Но за четыре с лишним века всё перемешалось. Мы не славяне, а метисы, разноцветные и разноволосые. Даже я, троечник по древней истории, это хорошо понимал, глядя на своё
