Денис Ратманов
Вперед в прошлое 2
Глава 1
Первая попытка
Автобус качнуло на повороте, слегка утрамбовав ахнувших пассажиров. На меня сзади навалилась бабка и рявкнула, брызнув в затылок ядовитой слюной и обдав амбре квашеной капусты:
— Расселась тут! Шо рожу воротишь? — Реплика адресовалась маме.
Прямо из онкодиспансера мы ехали к бабушке, где собиралась семья тети Иры, проводницы поезда, и от того, удастся ли наладить с ней контакт, очень многое зависело.
Я растопырился звездой возле маминого сиденья — не хватало, чтобы после пункции и пережитого стресса ее третировала эта хамоватая бабка, похожая на огромного мопса.
Почти месяц назад я вернулся в свое прошлое, а все не привыкну к новым-старым реалиям. Точнее как… К тому, что деревья выше и трава зеленее, уже на следующий день привык, а вот к этим автобусам… К тесным вонючим автобусам, битком набитым благоухающими телами, которые, как сейчас, норовят выдавить из меня завтрак — никогда.
А еще ж бабки-дачницы, до зубов вооруженные тяпками, лопатами, ведрами и под завязку заряженные дурным настроением, которое надо раздать, как вай-фай.
Наглая бабка не сдавалась, напирала пузом, силясь оттеснить меня от мамы.
Блуждающий мамин взгляд стал затравленным, она ухватилась за поручень, готовая уступить место, но я положил ей руку на плечо и сжал пальцы. Повернулся к бабке и отчеканил:
— Уважаемая, во-первых, чтобы добиться желаемого, хамить необязательно. Во-вторых, мы только что из больницы, потому никто вам ничего уступать не будет.
Бабка тряхнула брылами и ринулась в атаку, как копьеносец на драконов:
— Ой-ой! Сама бесстыжая и щенка такого же вырастила! Ни стыда, ни совести!
Ничего, против вашей кавалерии — наша пехота!
— У вас? — спокойно поинтересовался я.
Давай, переключись на меня и оставь мать в покое. Старуха выпучила глаза так, что, казалось, если ее чуть тюкнуть по затылку, они вывалятся.
— Да как ты со… со старшими разговариваешь⁈
Опять кавалерия. Эх, нет нового и высокоточного оружия в арсенале!
— Вежливо, — улыбнулся я. — Возраст не дает вам права хамить младшим. Повторяю: моя мама едет из больницы, ей плохо, потому поищите себе другую мишень для агрессии.
— Да какая больница! Шо ты мне заливаешь!
Я отвернулся. Пусть орет. Народ слышал, что причина более чем уважительная, пусть кто-то другой теперь кормит вампира. Поле заминировано. Подразделение укрылось в ДОТе.
Мне предстоит пустить в ход все свое красноречие, чтобы убедить тетю Иру взять меня торговать в Москву, потому на посторонних силы лучше не расходовать.
Бабка продолжила разоряться, брызгая слюной и воняя кислятиной. Бесстыжие мы! Никакого уважения к старости! Ой-ой, сейчас грыжа защемится, коленный сустав треснет, позвоночник осыплется в трусы!
С вымогателями не договариваются, как и с шантажистами. Начнет ли нормальный человек просьбу с наезда? Нет.
Черт! А зацепило ведь!
Такие старухи вне времени. Даже если человечество себя уничтожит, они будут существовать и являться следующим цивилизациям в виде фантомов. Вспомнилось, как в метро такая же бабка напала на девочек, требуя уступить место, хотя вокруг было полно свободных. Девочки ушли, и она воцарилась, а потом отправилась в другой вагон искать новую жертву. Тут цель не задницу пристроить, тут главное — достать.
— Женщина, — не выдержал интеллигентного вида мужчина лет пятидесяти, — ну чего вы пристали к мальчику? Может, его матери и правда плохо. И не стыдно вам?
— Мне⁈ Это мне должно быть стыдно⁈ — взбеленилась она. — Да я ударник труда! Тридцать пять лет в колхозе!
Понеслось дерьмо по трубам! Мама накрыла ладонью мою руку, а вредная старушенция переключилась на интеллигента. Вскоре защищать нас принялась женщина средних лет. Рассказала, как ее племянницу вот так с места согнали, а она после операции. Ее в толкучке прижали, и шов на животе разошелся.
Пожилой кряжистый мужчина хлопнул меня по спине — я чуть на маму не завалился, столько в нем было силищи.
— Молодец! Мужик! Защитник!
Сидящая позади мамы женщина с годовалым ребенком поднялась, тронула за руку сухонькую бабульку в газовом платке.
— Присаживайтесь, пожалуйста. — И принялась протискиваться к выходу, прижимая к себе ребенка.
Я не удержался, обернулся, чтобы увидеть бульдожью морду, у которой из-под носа увели место: глаза выпучены, щеки колышутся, ноздри раздуваются. Неудача спровоцировала новый выплеск агрессии, и автобус расшумелся, раскудахтался, в конфликт вовлекались все новые и новые лица.
Так мы тряслись еще минут двадцать. Наконец вывалились из автобуса вместе с тем кряжистым мужчиной, и я жадно вдохнул чистый воздух, потянулся, потом нагнулся. Мама стояла рядом и ждала.
Мужчина топтался, поглядывая на нас, наконец набрался смелости и спросил почему-то у меня:
— Извините мою бестактность… Может, вам нужна помощь? Проводить вас?
Я посмотрел на маму.
— Спасибо, справимся, нам тут рядом. — Она кивнула в сторону проулка, откуда выбежало знакомое стадо под предводительством козла СиСи.
— А ну стоять, черти лохматые! — донесся голос деда-пастуха. — А ну назад!
— Все будет хорошо, — в стотысячный раз повторил я, проводил взглядом удаляющегося мужчину, пожелавшего нам помочь, и попытался переключиться на предстоящую задачу.
Вот как убедить тетушку взять меня в Москву? Представим, я взрослый, и тут подходит ко мне четырнадцатилетний шкет и говорит: «Дядь, у меня бизнес-план есть! Давай я буду возить в Москву овощи и фрукты? Как тебе идея?»
Как-как… смешно!
Ладно, сориентируюсь по ходу дела. Я рванул наперерез козлу, загнал его обратно в проулок. Дед Василий мне помахал издали и крикнул:
— Я понял, значится, что вы за пионеры — внуки вы Эльзины.
В этот момент из-за поворота вышла мама, пастух почесал в затылке, указал на нее пальцем:
— О, а вот и Оля! Ох, Олька, какая же пакостница была! — прищурившись, сказал дед. — По грязи — на Борьке, кабанчике нашем, каталась. Чуть не заездила его. Или на черешню нашу с Иркой залезли, воровать, значится, я заметил, выбежал их гнать, а Олька сорвалась, зацепилась одежкой за сук и висит, руками-ногами дергает. А Ирка в щель забора смотрит.
Его слова что-то в маминой душе разбередили, и она наконец ожила, улыбнулась, махнула рукой:
— Ой, дядь Вась, будто вы в десять лет черешню не воровали.
— Не было, дочка, черешни у нас в Новгороде…
Дед увязался за мамой, будто молодость свою увидел, и принялся рассказывать про то, что он НЭП помнит и все точно так же было: честный люд страдал, проходимцы и мошенники наживались. Какого ж года этот дед? 1910-го? Он и царя помнить должен.
Я подобрал хворостину и, подгоняя коз, поймал странное ощущение,
