раньше обитали облака. Таня стала понимать. Не будет у нее дома. Все, на что она может рассчитывать — это комната в социальном центре. Если повезет, то ей дадут квартиру. Все же это лучше, чем будда на краю вала.
Игорь не пойдет за ней. Его мир — это свалка. Она символ его свободы и независимости. На этом долгом и сложном пути наверх из социальной ямы Таня с малышом совершенно одни.
Такая реальность не нравилась. Хотелось от нее отмахнуться, спрятаться, но от этого реальность не поменяется. Еще Таня поняла: камень в душе будет расти с каждым лишним днем, проведенным на свалке. Когда-нибудь он станет таким тяжелым, что раздавит ее. Нужно бежать!
«Послезавтра», — решила Таня — «оставлю себе один день на прощание. Все равно, за один день ничего такого не произойдет».
Таня ошибалась. Один день может перевернуть всю жизнь.
Таня как обычно разбирала мусор: пластик в один пакет, картон — в другой. Мысленно она рисовала завтрашнее утро: как встанет пораньше, завернет ребенка в теплый пледик, возьмет, деньги, заработанные за сегодня, сумма небольшая, но на первое время должно хватить, автобус довезет ее до социального центра, где она передаст свою судьбу в руки Натальи Ивановны.
К обеду кольнуло сердце. Таня, аж, остановилась от неожиданности. Подошла Оля.
— Все в порядке? — поинтересовалась она.
Таня кивнула.
— Эээ, нее, подруга, не верю я тебе, больно ты какая-то бледная. Сядь, посиди.
Таня отмахнулась:
— Да, все хорошо!
Нет. Что-то шло не так. Таня чувствовала, как сжимается сердце, как внутри головы как будто надувается воздушный шарик.
«Все хорошо! Со мной все в порядке!» — словно мантру бубнила Таня.
«Шарик» внутри головы рос, уперся в своды черепа и лопнул. Дикая, необъяснимая тревога залила Таню.
Произошло что-то непоправимое! Очень плохое! Сын! Что с ним? Где Никитка?
Таня со всех ног бросилась домой.
Сын! Сыночек! Так важно увидеть его! Убедиться, что с ним все в порядке!
Таня ворвалась в буду и бросилась к гнездышку Никиты, она его соорудила из пледов и одеял. Пусто! Нету! Мир поплыл перед глазами. Таня металась по буде, перевернула одеяла, заглянула под стол. Нету! Таня выбежала на улицу и бросилась к бочкам с водой. Больше всего на свете она боялась увидеть там синее, разбухшее тельце Никиты. Фух, слава богу, не нашла.
Таня опустилась на землю рядом с бочками и позволила себе отдышаться. Паника немного отступила, но вскоре вернулась снова. Где Игорь? Где Никита? На эти вопросы не было ответа. Таня вернулась в буду, открыла бутылку водка. Нужно успокоиться.
***
Игорь вернулся позндно вечером. Он сиял, словно новенький ботинок. Да и сам напоминал до блеска отполированную туфлю: белый свитер и бежевый пиджак изумляли чистотой и свежестью, грудь перетягивал ремень от спортивной сумки, на ногах новые кроссовки. Вокруг мужа витали тонкие пряные и древесные ароматы. Нелепо и комично поверх дорогих одежд смотрелась голова со следами алкоголизма и бездомной жизни. Хотя в парикмахерской волосы отмыли, подрезали и зачесали назад, но, вот, с мешками под глазами, с красными точками от разрывов капилляров и пористой кожей сделать ничего не смогли. Игорь держал букет белых роз, перетянутых алой лентой.
— Танюша, солнышко! — воскликнул муж, когда вошел в будду. — Это тебе!
Тане посмотрела на букет. Что-то внутри вспыхнуло, она бросилась к мужу, выхватила цветы и швырнула их в сторону:
— Где мой сын? Где Никита? Что ты с ним сделал?
— Танюша, солнышко, присядь. Успокойся.
— Где Никитка? Где он? — закричала Таня, хватая его за воротник такого безупречного белого свитера.
— С ним все хорошо. Он впорядке, — ласково проговорил Игорь, разжимая ее пальцы.
Эти слова приносили облегчение. Таня опустилась на стул, сердце в груди бешенно колотилось. Игорь открыл бутылку, плеснул водку в стакан.
— На, успокойся.
Таня выпила залпом. Налила еще. Выпила. Игорь сел рядом.
— Помнишь, ты говорила, что ребенок не должен расти на свалке?
— Ну.
— Помнишь, ты говорила, что ребенок не должен питаться отходами?
Таня кивнула. Игорь взял ее за локоть. Она почувствовала, как дрожат его пальцы.
— Я полностью с тобой согласен! — воскликнул Игорь.
В его голосе чувствовалось столько фальши.
— Что ты с ним сделал? — прорычала Таня.
— Я нашел ему семью. Хорошую семью, которая будет о нем заботиться.
Таня набросилась на Игоря.
— Какую, нафиг, семью? Мы его семья! Я его мама! Где ты взял эту другую семью. Рассказывай, давай, гадина. Куда ты сплавил нашего сына?
Игорь поморщился. Он явно рассчитывал на другую реакцию. Он достал из кармана сигареты, подкурил.
— Тань, помнишь, ты много говорила о том, что ребенок не должен жить на валу. Я долго думал над этими словами, и понял, что ты права. Ребенку нужен дом, нормальные условия. А что мы ему можем дать? У нас же ничего нет. Сами еле выживаем. Я вспомнил про своего друга. У него есть дом, огород. Там Никитка будет одет, обут, накормлен.
— Что за друг? — Танины глаза сузились, она чувствовала подвох.
Игорь замялся, взгляд скользнул по стенам будды.
— Мурат.
Внутри как будто что-то оборвалось. Стало так пусто и одиноко. Мурат, Черная Борода, был главой клана местных попрошаек. На него работали несколько наркоманов: притворялись в метро ветеранами и инвалидами. Люди сочувствовали им, давали денег. Вечером эти «инвалиды» и «ветераны» обменивали собранное на желанную дозу. На Черную Бороду работали и несколько нерусских женщин. Они стояли то с большими животами, то укачивали на руках вечно спящих младенцев.
Таня как-то разговаривала с одной. Та жаловалась, что бежала из своей страны за лучшей жизнью, а попала к Мурату. Он отобрал паспорт, напугал каким-то огромным долгом и заставил его отрабатывать.
— Он меня периодически поколачивает, — плакала женщина, показывая синяки на руках. — Несколько раз изнасиловал. Он даже продал меня на день рождение какому-то другу…
Женщина сделала глубокий вздох, подавив накатывающиеся слезы, и сменила тему.
— А сделать я ему ничего не могу. У него все куплено! Все куплено! Я как-то…
Вдруг она посмотрела в сторону и зашикала.
— Иди от сюда. Давай! Убирайся!
Реальность, чертова, горька, неотвратимая реальность огромной волной накрыла Таню. Ее ребенок, Никитка сейчас лежит, обколотый наркотиками или под фензепамом на руках у какой-нибудь нерусской попрошайки. Таню затошнило. Мир стал как будто призрачным. Таня ухватилась за край стула. Важно было почувствовать что-то твердое и прочное, чтобы обрести хоть какую-нибудь стабильность.
— Танюша, ну что ты распереживалась? — засюсюкался Игорь.
Он либо не понимал, либо не хотел осознавать весь масштаб трагедии.
Но Таня научилась видеть правду, и
