он передернулся, так как в душе не любил двуличных и слабых волей людей, сильно сомневаясь в их надежности и верности, ведь если раз предал, то ничто не помешает ему и в другой раз предать, – принял их на службу и приставил, как мы задумали, к его высочеству герцогу Роберу, поручив отвечать за близкий круг охраны.
– Неплохо… – как-то грустно улыбнулся Робер.
– Я бы так не спешил говорить, ваша светлость, – вставил Исаак. – Одного придется изъять для наблюдения за самим англосаксом.
– Неужели сомневаешься? – с интересом во взгляде спросил его граф.
– Береженого, как у вас изволят говорить, Бог бережет… – Исаак потер своих морщинистые ладони. – От греха надо сохраниться…
– Тоже верно, мой верный друг… – похвалил его Робер.
Старик припал губами к его руке и едва сдерживался, чтобы не расплакаться. Граф поднял его на ноги и пристально посмотрел ему в глаза.
– Ты, я вижу, что-то расчувствовался?..
– Я просто благодарю Богу за то, что он послал мне Вас, мой добрый господин… – Исаак старческим и отеческим теплым взглядом посмотрел на Робера. – Меня всю жизнь только и делали, что пинали и унижали, оскорбляли и обирали. А тут… – он не сдержался и разрыдался, спрятав лицо на мощной груди графа.
– Ступай и успокойся, мой добрый Исаак. – Робер погладил старика по седой голове. – Зайди к Исмаилу, – он посмотрел ему в глаза, – надеюсь, он не унижает и не оскорбляет тебя? – Исаак отрицательно покачал головой. – Так вот, зайди и скажи ему, что Абдалле пора в путь. Он знает, что дальше делать. Я отбуду вместе с ним и викингами завтра поутру. Путь нам предстоит не близкий, да и не спокойный…
– Прислугу возьмете, хозяин?
Робер на минуту задумался и ответил:
– Двух человек: оруженосца и конюшего, остальными жизнями я не имею права рисковать. Я – не Господь Бог, чтобы даровать или забирать жизни. Со мной поедут только те… – он замолчал и прищурил глаза. Уголки глаз покрылись мелкой сетью морщинок, выдавая ту глубину переживаний, колоссального риска и ответственности, роившихся в его голове и не дававшие ему покоя, – кто верен мне и в ком я уверен.
Исаак со смирением в лице поклонился ему:
– Теперь, коли уже все вами предрешено, мессир Робер, – старик вдруг специально назвал его на франкский манер, – позвольте нам обсудить самую, пожалуй, главную проблему?
– Что такое? – Робер, отвлекшись на свои раздумья, снова оживился и прислушался к словам старика-еврея.
– Финансы, мессир граф…
– Да-да, об этом я, признаюсь, малость подзабыл! – Граф сел за стол и жестом руки приказал Исааку сесть рядом. – Надо как-то исхитриться и сделать… – он сделал паузу и вопросительно посмотрел на Исаака.
– Я все уже продумал… – Исаак положил свою руку на огромную и крепкую ладонь графа. – С собой вы возьмете только три тысячи золотом, причем, всю сумму только в мараведи…
– ? – Робер удивленно поднял вверх брови.
– Золото сарацин Испании весьма ценится по всем берегам холодного моря. С ним у вас и ваших спутников не возникнет ни единой проблемы, да и менялы везде его принимают, да еще и с превеликим удовольствием и по самому выгодному для вас курсу пересчета…
– Спорить с тобой не стану. Тебе, Исаак, виднее знать… – Робер не удержался и все-таки спросил его. – А почему все-таки в мараведи? Может лучше взять немного в серебре труасского веса? У нас, надеюсь, есть ливры?
– Есть, хозяин, только ими нам сподручнее рассчитываться здесь… – еврей улыбнулся. – Мы сильно выигрываем в курсе пересчета с купцами из королевства франков, да и германцы тоже охотно берут труасское серебро. Денье и ливры нам, вернее сказать, вашей супруге и наследнику тут нужнее будут.
– А не мало будет? Все-таки, три тысячи в золотых мараведи?.. – засомневался Робер, бросив косой взгляд на советника и казначея.
– Не извольте беспокоиться, хозяин, – тихонько засмеялся Исаак. – Мои соплеменники, что живут на земле короля Англии, прекрасно осведомлены о вашей платежеспособности, да и я уже подготовился. – Он проворно выудил из своего маленького кожаного мешочка, висевшего у него на шее, несколько маленьких рулонов пергамента и протянул их графу. – Здесь нечто, похожее на заемные письма…
– Надо же… – удивился граф, взял пергаменты и, для проверки, развернул один из них. Там на латыни было написан довольно сложный текст, смысл которого сводился к тому, что граф Таррагона или иной его верный человек, предъявив печать графа, может получить до десяти тысяч ливров серебром.
– Какой вы изволили посмотреть? – Еврей привстал и, заглянув в документ, произнес. – Это на десять тысяч ливров серебром. Остальные в серебряных марках и золоте. Каждый номиналом по три тысячи…
– Внушительная сумма… – быстро прикинув уме, произнес Робер.
– Сумма, достойная ее владельца, хозяин… – с улыбкой ответил Исаак. – Это всего лишь треть вашего годового дохода.
– Я настолько богат? – Граф и сам удивился услышанному. – Признаться, я и не думал, что настолько…
– Ваши земли плодородны, мосты исправны, торговые пути спокойны, а Таррагон становится весьма прибыльным для перевалки грузов и портовой торговли между сарацинами и христианами от франков и германцев, даже купцы из Арагона и Кастилии все чаще и чаще стали приезжать и торговать у нас, предпочитая покой и надежность ваших владений.
– Спасибо за приятные новости. Ступай… – Робер похлопал его по плечу. – Мне завтра уезжать за тридевять земель, а я еще к супруге так и не наведался.
– Ох, простите, меня, глупого и бестактного старика… – Исаак встал, поклонился и вышел из комнаты, оставляя Робера наедине с самим собой и мыслями.
Таррагон. Вечер накануне отплытия.
– Это я, моя милая… – Робер вошел в спальню жены и закрыл за собой дверь. – Наш маленький Гильом еще не лег почивать?.. – Спросил он у нее.
Агнесса только что закончила укладывать свои пышные каштановые волосы в прическу для ночи – волосы были заплетены в две тугие косы, которые были закручены змейкой по бокам головы.
– Милый, я так соскучилась… – произнесла она, обнимая Робера за шею, на франкском языке, в котором вплетались, придавая ему милую нежность певучие испанские нотки. – Господи, как же я соскучилась…
– Я был у тебя только вчера… – смутился Робер, целуя ее в теплые сочные пухлые губы, которые Агнесса призывно подставила для поцелуя.
– Когда любишь – тоскуешь сразу же после ухода любимого… – она игриво опустила глаза, прикрывая их своими длинными пушистыми ресницами. Вам – рыцарям, привыкшим только грубить, да мечом махать, всегда трудно понять нас, женщин…
Она взяла его за руку и провела
