когда тут такие мужики нарисовались?! Уже отсняли первое испытание, представляешь? Рудной меня хвалил, и вообще он такой душка. Не высокомерный ничуть! Он так смотрит… И Сергей Сергеич – это главный продюсер шоу, очень хвалит. Мне кажется, они оба в восторге от моей груди, - хихикнула она. - Еще бы! У них-то там у всех девок силиконовые, а у меня все свое, натуральное.
Не скрою, мне стало завидно, и я уже было открыла рот, чтобы рассказать о том, кого я встретила в чертяковском заброшенном доме. Мне ужасно хотелось поделиться переживаниями. Той бурей, что бушевала во мне, когда Вольф позволил мне оторваться и не удерживал, и я пулей бросилась прочь из проклятого дома. А потом, как сумасшедшая, неслась на велосипеде, но не могла сбежать от того поцелуя, переживая его снова и снова.
Но желтые волчьи глаза и холодный голос, приказавший молчать, вспомнились, как наяву.
Не посмею.
Отпустило. Тем более, Ольке явно не до этого.
– Ты хоть выйди, поговори с ним, - негромко сказала я, наблюдая за бедным Колькой.
Парня было ужасно жаль.
– Ага, щас! Перетопчется! - ухмыльнулась подруга. – Смску написала, и хватит с него. Ой, слушай, Уль, а, может, ты выйдешь? Успокоишь, объяснишь, что любовь прошла и помидоры завяли? А то Глеб и его команда в соседнем доме, у Трифонова, боюсь, этот урод их внимание привлечет…
– Нет, Оль! - твердо сказала я. – Он с тобой поговорить хочет. Не стану я в это лезть.
– Ну, спасибо! Еще подруга называется! - Ларичева поджала губы. – У меня тут катастрофа вселенского масштаба, Колька этот дурацкий под окнами лютует. Сосредоточиться мешает! А ты даже помочь не хочешь.
– Что случилось? – я нахмурилась. – Ты ж сказала все хорошо, первое испытание прошла…
– Первое прошла, а второе, боюсь, не пройду! – со слезой в голосе воскликнула подружка.
А потом схватила фирменный фиолетовый пакет с золотистым логотипом шоу и вывалила прямо мне на колени ворох какой-то материи.
Блестящее изумрудное платье вызывало восторг. Но когда я развернула его, то ахнула. Прямо посреди богатой ткани, на животе виднелась отвратительная рваная дыра от утюга с обгорелыми краями.
– Это для завтрашней фотосессии! – всхлипнула Оля. – Оно страшно дорогое. Мне померить дали и подогнать по фигуре. Я погладить его хотела, и вот… Они обязательно это отснимут. Теперь зрители ни за что за меня не проголосуют! Считай, я провалилась! Еще и оплачивать стоимость платья придется!
Я принялась утешать несчастную подругу, но бесполезно.
– Слушай, Уль! - вдруг просветлела лицом заплаканная Оля. – Кажется, я придумала! Твоя тетка Параскева – она ж мастерица на все руки! Да и ты с иголкой и ниткой лучше меня обращаться умеешь! Помнишь, какое вы с ней платье тебе на выпускной отгрохали? Может, на пару придумаете что-то?
– Да что тут можно придумать-то? – удивилась я. – Материал испорчен, Оль, - такая дыра… Тем более, по правилам нельзя, чтобы тебе кто-то помогал.
– Улечка, ну миленькая, ну родненькая, – умоляюще сложила руки Олька. - Никто не узнает! Ну, Уля!
Я было отказалась, но потом подумала, насколько это обидно – пройти в такое шоу и провалиться на втором же этапе.
Пришлось согласиться, хотя я слабо представляла себе, как можно к завтрашнему дню реанимировать это чудное платье. Даже при помощи тетки Параскевы. Для конспирации попорченную одежку переложили в старую авоську. Олька с благодарностью расцеловала меня, а после выпроводила.
Слава богу, оранжевой Колькиной «Нивы» нигде видно не было. Не хотелось мне с ним встречаться. Жалко его было.
Я облегченно перевела дух и… Нос к носу столкнулась с Глебом Рудным.
– Привет, Бэмби, - улыбнулся он.
Я знала, что он снял комнаты в соседнем с Олиным доме, и она каждый вечер носила ему парное молочко. Но все равно его появление было для меня как гром среди ясного неба.
– Здравствуйте, - зарделась я.
Одет с иголочки, у нас в Ларюшино у парней отродясь таких костюмов не было! Кудрявые каштановые волосы аккуратно уложены. Золотые часы ненавязчиво блестят корпусом из-под рукава куртки. Дорогой парфюм настолько стойкий, что перебивает запахи расположенного неподалеку курятника. И улыбка - на миллион долларов.
В целом – пришелец с другой планеты. Очень красивый пришелец, роскошный. Снова и снова вдыхаю запах его духов и одергиваю себя, прежде чем сунуть в рот кончик своей косы.
– Как ваше шоу? - несмело спрашиваю, чтобы занять неловкую паузу.
– Шоу, как шоу. Это для зрителей магия, а для нас – работа, - отозвался Рудной и доверительно поведал, склонившись к самому моему уху. – Я уже седьмой сезон веду, и как-то, знаешь, стало надоедать. Все четыре последних сезона девушки проигрывали. Не набирали нужное количество зрительских симпатий. У нас ведь все честно – результаты голосования сразу выводятся на экраны. Такое ощущение, что зря снимали, честно. В этот раз Ольга… Интересная. В ней чувствуется стержень. Посмотрим, как справится.
– Оля обязательно победит! - улыбнулась я, гордая за подругу.
– Будем надеяться, что твоя подружка сделает классное шоу, - кивнул Глеб и дотронулся до моего плеча. – Послушай, Бэмби, можно тебя кое о чем попросить?
«Все, что угодно!», - чуть не вырвалось у меня.
Что творится, мамынька, что со мной делается? Мне нельзя заглядываться на Глеба Рудного, просто нельзя! Какой бы он ослепительный, чудесный, милый и обаятельный не был! В Олином журнале было сказано, что совсем недавно он разошелся с девушкой и сердце его теперь свободно.
Фотография там тоже была. Ослепительная блондинка, известная модель и блоггер. Я там и рядом не стояла со своим лишним весом, челочкой и русой косой, которую постоянно грызу!
– Нам для съемок места красивые нужны, - серьезно сказал Глеб. – Что-то сказочное, заповедное. Шоу же с уклоном в сказку. Наверняка тут такие есть. Покажешь?
– Покажу… - как во сне отозвалась я, начисто забыв про его шикарную бывшую и зачарованно глядя в милые карие глаза. – Конечно, покажу.
– Спасибо, Бэмби. Ты – прелесть.
И Глеб, сам Глеб Рудной легонько коснулся теплыми губами моей щеки, которая словно огнем полыхнула.
– Меня Ульяной звать… - прошептала я, мучительно покраснев.
– Спасибо, Бэмби, - засмеялся он. – Теперь буду знать.
Не думать о Глебе Рудном! Я не должна думать о Глебе Рудном! Для него это ничего не значило, а
