как-то сказывала тетка Параскева.
– Вернулась все-таки, - послышался холодный голос Вольфа. – Даже странно, но я в тебе ошибся.
Он стоял, опершись о стенку. Выглядел хуже, чем, когда я его встретила. Очень бледный, и, кажется, ослабевший. Но я понимала, что это впечатление было обманчивым. Раненый волк, который все равно остается смертельно опасным животным.
Дикие желтые глаза прожигали меня насквозь.
– Здесь все, что вы сказали, - боясь сделать лишнее движение, словно он мог на меня наброситься, я с опаской положила бумажный пакет на стол.
Про то, что я чуть было не попалась с этим пакетом, конечно, рассказывать не стала. Любопытная и вездесущая Варька успела сунуть туда нос, но мне чудом удалось усыпить ее бдительность. Сказала, что эти лекарства попросила тетка Параскева и телефон тоже. Мол, ее сломался. Варька поверила и интерес утратила, а я вздохнула с облегчением.
– Телефон мой, старый, без выхода в интернет, но звонит хорошо. Зарядку тоже положила. Я… пойду, да? Мне же можно идти?
– Не так быстро, малышка, - Вольф тяжело шагнул ко мне, и с трудом удержался на ногах, навалившись на меня практически всем своим весом.
Тяжесть мужского тела. Опасный и такой чужой. Непредсказуемый. Я слабо ахнула, потому что никогда не испытывала ничего подобного.
– Промоешь и перевяжешь рану, - проговорил он, немигающе глядя на меня сверху вниз своими волчьими глазами. – И можешь больше не возвращаться.
Отпускает! Забуду о произошедшем здесь! Забуду его, как страшный сон! Но перед этим…
На летней кухне нашелся какой-то тазик. Вскипятив на допотопной плите воды и порвав на тряпки чью-то старую простынь, я принялась за дело.
При ближайшем рассмотрении его ранение оказалось довольно паршивым – глубоким и грязным. Как бы заражение не началось… Осторожно водя по обнаженному торсу влажной тряпкой, принялась промывать от клочков материи рубашки.
– А дерево-то здесь откуда? – пробормотала и нахмурилась. – Опилки какие-то, щепки…
Не осиновым же колом, как вампира, его ударили?!
– Сэкономили на обшивке моего гроба, - не глядя, ответил Вольф, как будто о чем-то обычном.
Господи! Неужели его действительно ударили ножом, потом положили в гроб, и потом закопали? А он остался жив и выбрался…
Точно, не человек. Упырь. Оборотень.
Отжала тряпку и провела по гладкой смуглой коже, по бугрящимся твердым мышцам.
Стыдно. Он же полуголый! Как каменное изваяние. Отталкивающий. На меня не смотрит. Только прямо перед собой.
Ни единой эмоции на красивом породистом лице. А ведь должен кричать от боли, что у него в открытой ране ковыряюсь.
Кончики пальцев покалывает, как будто от слабых ударов электрическим током. У него потрясающий накачанный торс с рельефными мускулами и четкими аккуратными кубиками пресса.
Я такой торс только в кино видела, у знаменитых голливудских актеров. И тут – так близко. Пугает, но… почему-то будоражит. Завораживает так, что взгляда не отвести.
Сверхчеловек. Терминатор. Как будто на сталь натянули человеческую кожу.
Ну что за глупости лезут мне на ум?
Щеки предательски пунцовеют, и я опускаю голову. Хорошо, что он на меня не смотрит, а то бы увидел, что я грызу кончик косы и сразу понял, что думаю о нем. Думаю так… как нельзя. Как не должна…
Человек из совсем другой жизни. Знакомой только по фильмам да сериалам, в которых, наверное, больше половины выдумка и ложь. Не ожидала, что меня это коснется.
Ведь это самый настоящий криминал, а этот мужчина, который пережив такое страшное покушение на свою жизнь, не торопится заявить в полицию, явно не в ладах с законом. Я ведь даже не знаю, как его зовут. Наверняка, Вольф – кличка, принято же у таких, как он, криминальных личностей, давать друг другу прозвища.
Повадками он действительно очень похож на волка. Матерого волчару, который без зазрения совести скушал Красную Шапочку.
Я знаю настоящий конец этой сказки. Никакие дровосеки не пришли ей на помощь.
Внезапно он подался ко мне и поднял мою голову за подбородок, вынуждая смотреть в свои хищные глаза, которые оказались слишком, непозволительно близко.
– А сейчас запомни, что я скажу, девочка. До людей, которые меня заказали, не должна дойти информация, что я жив. Ты будешь молчать. В первую очередь для безопасности своей и своей семьи. Ты же не хочешь, чтобы что-то случилось с твоим отцом, мачехой и сводной сестрой.
– Откуда? – помертвела я. – Откуда вы узнали про них? Вы же раненый были здесь, никуда не уходили… Вы… Правда не человек, да? Оборотень, злой дух? Скажите правду…
С суеверным ужасом я смотрела на него широко распахнутыми глазами. Жду, что в следующую секунду его красивое лицо начнет меняться. Сквозь идеальные черты покажется волчий оскал. Крепкие клыки сомкнуться на моем горле.
Наверное, я сходила с ума, потому что правда ждала этого. Его желтые глаза гипнотизировали. В упор.
Чего я никак не ждала – так это что Вольф вдруг с силой притянет меня к себе и накроет мои губы своими. Как раскаленное тавро собственника, впечатает в меня властный поцелуй.
Мой первый поцелуй, который чуть не сжег меня дотла.
ГЛАВА 6
ГЛАВА 6
– Вот придурок! И бати, как назло, нету, чтоб прогнал дурачка этого!
Ольга выглянула в окно и тут же от него отпрянула, чтобы разоряющийся у нее во дворе Коля ее не заметил.
– Олька! – орал он. – Олька, выходи! Поговорить надо, Олька, слышь?
Колька был из дальнего села Возогор, известного тем, что там находился крупный молочный завод. На том комбинате Николай и трудился. Между прочим, очень прилично, по нашим меркам, зарабатывал и имел ярко-оранжевую «Ниву». Да и сам был парнем хоть куда – косая сажень в плечах, как говорится.
Он долго и упорно ухаживал за Олькой. Почти каждый день приезжал в наше Ларюшино на своей оранжевой «Ниве» с букетами и всем разнообразием молочной продукции Возогорского комбината. Подружка полевые цветы не любила, молочку тоже, и вообще относилась к своему возогорскому ухажеру очень прохладно. Но недавно обронила мне такую фразу: «На безрыбье и рак рыба» и все-таки согласилась встречаться с Николаем.
И вот сейчас, когда он, сильно подшофе метался по ее двору, требуя Ольку, стало ясно, что парень рано радовался.
Эх, Коля, Коля…
– Отказала? – спросила я, хотя все и так было ясно.
– Конечно, - повела плечиком Ольга. – Что я, дура, с этим молочником встречаться,