ответа и сдержанно сказала:
— Шаг первый, ваше высочество: посетите праздник Арабеллы. — И прежде чем Ашер снова бросился искать оправдания для своего отсутствия, я припечатала: — В качестве сопровождения одной леди там будет ваш кузен из Даэрга. Присмотритесь к нему. Такой шанс стоит часа проведенного в оранжерее принцессы.
Глава 4
Ашер
Как только за Рейной закрылась дверь, я сжал кулаки. Нельзя злиться, тем более что девушка во многом права и именно это выводило из себя больше всего. Но терять самоконтроль было крайне опасно — последний раз мой приступ гнева стоил летней резиденции целого крыла, восстановление которого позже прошло за счёт моей личной сокровищницы. Таким образом неуважаемый отец, по его словам, приучал нас нести ответственность за свои поступки. Забавно. Ведь подобные меры применяли лишь ко мне.
Помню, когда Астион узнал об изгнании императрицы, что была ему родной матерью, он впал в драконью ярость. Его несдержанность привела к тому, что с карты исчезло несколько небольших деревень со всеми её жителями, а также к уничтожению леса Роумд, что являлся настоящей кладезью целебных растений.
И что же сделал отец? Просто посадил брата под домашний арест за последнее, и отправил личную гвардию, чтобы те со всей жестокостью пресекли… неудобные слухи. Теперь об этом случае знают только члены семьи, а также самые доверенные люди. Но даже так королевскую семью Мэйвера стали бояться ещё больше и их трудно в этом винить.
Сила, что давали нам древние драконы, нередко сводила с ума тех, в ком текла королевская кровь. Мы могли получить больше магии великих ящеров, могли получить их здоровье, долголетие, могли полностью подчинить драконов себе, но платили за это высокую цену. Как раз поэтому у императора, помимо наследника, должны всегда иметься «запасные варианты» — отец был как раз одним из таковых, а в итоге он лучше всех справился с Зовом драконов, что заставлял нас терять человечность. Это знание неплохо помогало держать себя в руках, потому что чем чаще ты теряешь контроль, тем сложнее вспомнить, кто ты есть на самом деле.
— Господин? — вырывая меня из размышлений, обратился Вальд, благоразумно не переступая порог комнаты. — Принести Ясную пыль?
Неужели я настолько плохо выгляжу? Снадобье помогает в кратчайшие сроки вернуть равновесие между человеком и драконом в душе, но из-за побочных действий не рекомендуется к частому использованию. Поэтому сам Вальд предлагает его только в крайних случаях.
Прислушавшись к себе, осознал, что действительно на грани. Всё это время я не просто стоял будто изваяние, а ещё дышал так, словно только закончил тренировку с парными мечами, на которых был добавлен груз. Стоило же опустить взгляд, как увидел, что мраморная плита под моими ногами потрескалась и оплавилась. Погасшие предки!
Продолжая ругать про себя не самый удачный день, я, медленно сжимая и разжимая кулаки, постарался выровнять дыхание. Только когда это удалось, ответил:
— Нет, Вальд, оставь меня ненадолго. Я сам справлюсь с Зовом. — Стоило это сказать, и камердинер поспешил скрыться в коридоре, при этом оставив дверь приоткрытой.
Как всё некстати. Утром Астион сбросил на меня переговоры с островной делегацией, потом приказ от отца слетать на юг и напомнить, что император второго шанса никому не дает. А после… Рейна. Она вдруг не ограничилась сухим разговором, как делала это всегда — случайная жена решила озвучить крайне опасные идеи, дерзко воззвать к моему благоразумию, и мне так понравилась мысль, что зародили во мне как раз слова Рейны, что мой самоконтроль дал трещину.
Едва пришло это осознание, и на грани слуха стал ясно различим шёпот моего дракона. Он насмехался надо мной, называл идиотом, потому что не понимал, зачем всё это терпеть? Дрейкейлейс предлагал попросту сжечь всё: и моего брата, что так старательно отрезал меня от власти, способной даровать желанную свободу, и моего отца, которому нужна лишь моя с драконом сила, и девушку, чьи серебристые глаза что-то ворошили во мне.
Первые две цели я бы сам с радостью испепелил: Астион становится всё больше неуправляем, потому что его воля подавляется драконом, а император просто слишком мерзкий человек. Будь это не так, то он не заставил бы своего маленького ребёнка дать абсолютную клятву верности. Мне тогда никто не объяснил, что это всё не шутки, что нарушить обещание не позволит окружающая нас магия, и что тем самым я добровольно стал рабом своего отца. И уж тем более никто меня не предупредил, каким отбросом может быть император, который будет использовать эту клятву, как ему вздумается. Моя ненависть к нему росла, но что толку? Всё во мне подчинялось клятве.
Что же до Рейны… не знаю, она всё ещё для меня закрытая книга. Глупая, так легко дала такую же клятву, что и я когда-то отцу, но в отличие от меня она ведь явно понимала всю серьезность своего поступка. Тогда зачем? Хотела обменять своё безрассудство на толику моего доверия? Даже так она слишком настораживает — каждый раз, когда Рейна приближается ко мне, в груди разливается какой-то дискомфорт, а драконья магия будто ослабевает. Что-то с ней точно было не так.
Вот только проверки не дали никаких ответов. Прежде чем подпустить Рейну к сестре, Астион в присутствии императора лично проверил, как сильна в ней магия Тарга. Он тогда переборщил с маной, и девушке стало плохо, но это случилось лишь потому, что уровень дара в ней был крайне низким. Такие маги как она способны лишь считывать поверхностные эмоции при прикосновении и то с разрешения второй стороны, что делало её почти обычным человеком.
А ведь самыми сильными магами всегда были как основные, так и побочные ветви правящей семьи Тарга, к коим относилась семья Лейланд. Именно эти таргийцы способны влиять на чужие эмоции, буквально заглядывать в душу, а их принцесса в состоянии не только исцелить незримые травмы, облегчить душевную боль, но и разрушить чужую душу лишь пожелав.
Рейна же хоть и являлась дочерью старейшины, который также был не одарён магией, оказалась ближе к обычным людям. Однако даже так её не подпускают ни к еде Арабеллы, ни к каким-то комнатам кроме гардероба избалованной сестры. Не знаю, как Астион убедил отца оставить Рейну при дворе и «подарить» её Белле (может, представил девушку в качестве дичи и предложил императору ради забавы бросить её придворным псам и понаблюдать за травлей), но император отказывать не стал. Вот только хладнокровие с коим Рейна вошла во дворец,
