цирка.
* * *
Они мчались по сырой траве, и сердце в груди колотилось, как никогда прежде. Казалось, их вот-вот настигнут в ночном сумраке. Прыгнут на спину, растерзают. Дыхание перехватывало, перед глазами вспыхивали цветные круги. Они с шумом, таиться уже не было смысла, продрались сквозь гущу осота и скатились в извилистое русло оврага. Здесь оказалось темно, тихо, но тревога гнала их дальше. Беззвёздная ночь позади озарялась пламенем, вздымающимся над цветными шатрами. Неслись крики проснувшихся циркачей, надрывный собачий лай и пронзительные вопли нездешних животных.
— Гвайкин, жив? — Кёрт склонился над Филисом, который ударился об камень и тёр правую ногу. Костик разборчиво прошептал:
— Они спустили собак, — он уже тогда сразу чуял подобное.
— Тихонько летим сломя голову! — скомандовал Кэррот. И они понеслись друг за другом пригнувшись, срывая цепляющиеся растения, хватая ртом ночной воздух, моля демонов и богов, чтобы лабиринт заросших сорняками оврагов помог им уйти от погони.
Парою месяцев ранее, в знойном мареве раннего лета, в их край явился балаган из Восточья. «Странствующий цирк уезда Лян, полный разных чудес», — гласили причудливо размалёванные афиши. Орда разноплемённых людей на телегах, со зверинцем и реквизитом, с кучей тайн и загадок за пазухой. Они раскинули шатры на пустующем в том году поле и принялись звать народ на невиданные представления. Поначалу всё шло замечательно: волшебные номера, непривычная музыка, редкие звери из дальних краёв, экзотические красавицы, смешные уродцы и вся целиком атмосфера нежданного праздника, сумбурного сна в мельтешащем безвременье. Но потом стало ясно, что Лянский Цирк привёз не только забавы, собиравшие публику со всего региона. В окрестностях начали пропадать птица и скот, кошки, собаки. Цирк скупал у хозяйств животину для внутренних нужд, но, похоже, её не хватало. Разносились зловещие слухи об исчезающих людях: дети, взрослые. Рабство? Тайные ритуалы? Улик не было, но осадок остался. Впрочем, люди везде пропадали, конечно.
Будто ради баланса округу заполонили сомнительные персонажи: попрошайки, контрабандисты, нелегальные колдуны, скупщики краденого, сутенёры с дешёвым товаром, курильщики трынь-травы, бродячие орки… Цирк притягивал их, как магнит железную стружку. Артисты и импресарио, не особо скрываясь, вели бойкую торговлю запретными предметами и веществами, но милиция лишь разводила руками: сверху настоятельно рекомендовали не трогать Лянский Цирк до скончания лета.
Пока взрослые, утомлённые битвой за урожай, ругались да слали цидули начальству, в противостояние включились подростки. Кэрроту было двенадцать. Страшно хотелось свершений и подвигов, в крайнем случае — пакостей и хулиганства. Он собрал верную команду, и они объявили цирку войну, о которой никто и не знал до той яркой, наполненной трепетом ночи, когда шатры на поле заполыхали, подожжённые с четырёх сторон.
Диверсия удалась. Всё устроили сами, без чьей-либо помощи, а знакомые с детства овраги укрыли их от преследователей. Что стало бы, попадись они циркачам? Лучше не думать. Позже, встретившись в условленном месте, на мокрой от росы опушке, они ликовали — так всех взбудоражил поджог. Мимолётная банда негодников, достигшая первой победы. После пожара начались разбирательства. Циркачи свернули свою деловую активность, погрузили её на телеги и уехали восвояси. А роившиеся вокруг цирка тёмные личности разбежались, будто их никогда здесь и не было.
* * *
Тогда всё и началось, решил Олясин. По крайней мере, для них с Костиком.
«Остальные приятели детства выросли и живут взрослой жизнью, кого-то уж нет, а мы так диверсиями и занимаемся. Стоит ли ворошить прошлое, вспоминать детские подвиги с порчей чужого имущества? Для меня это было событие, я постиг правила, понял, каково это — действовать, когда остальные бездействуют… но со стороны это выглядит проявлением ксенофобии и подросткового максимализма».
— Ну уж нет! — сказал Кэррот своему отражению в тёмном окне. — Нужна добрая, славная книжка с положительными героями, а не шайкою негодяев.
Но потом прокрутил в голове все последующие события и загрустил.
— За время разлуки, — сказала Мария, присаживаясь, — я придумала ещё пару вопросов. Какова численность Воинов Хаоса? Мне известно, костяк вашей команды невелик. Всего шесть человек, из которых один — гном, другой — оркоид, а ещё в их числе известная эльфийская женщина Фириэль, если она действительно та, за кого себя выдаёт.
— Да, всё так! Батлер гном, Гудж — натуральный троллин, а известная эльфийская женщина Фириэль тоже в нашем числе, хоть порой и не та, за кого себя выдаёт, — Кэррот осклабился. — Но не стал бы я приводить точных чисел. Мы ведь Воины Хаоса, и сами не можем сказать, сколько нас! Часто нам помогают приглашённые специалисты, кое-кто из соратников не желает литературной известности, некоторые достойные личности отошли от дел, а иные и вовсе не пережили увлекательных приключений. Всё так запутано… Давай просто начнём — и там станет понятно, кто Воин Хаоса, а кто просто рядом валялся.
— Каково это, быть представителем столь разношёрстного коллектива?
— Весело. Однообразие скучно!
— Я смогу пообщаться с остальными участниками команды?
— Разумеется, — беззаботно махнул рукой Кэррот. — Они, правда, не в курсе всей этой истории с книгой, я не стал их заранее беспокоить… и так чересчур беспокойные. Как приедут, я вас познакомлю. У тебя ведь останется время?
— У меня была пара недель, я взяла большой творческий… Но Кёрт! Ты их не предупредил? Это не помешает работе?
— Поверь мне, так будет лучше, — заверил её собеседник, хватаясь за следующую пивную кружку.
— Ладно. Тогда расскажи о себе. Ты родился в Горке в 269 году, так?
— Ага, отсюда рукою подать, — Олясин прищурился, — но… рассказывать нечего. Это в сказках старший сын хозяйственный да смышлёный, а я не таким уродился, сорняком, изгоем. Род Олясиных с основания Сизии фермерствует, все — старичьё, матушка и папаша, две сестры и два брата — живут натуральным хозяйством, горожан едой обеспечивают. Ну а мне не сиделось на грядках. С детства я чуял зов… зуд… позыв… в общем, сильно тянуло на приключения! Не зря рыжим родился, отсюда и Кэррот. «Морковный» на старом наречии… Потом посветлел, солнцем выжгло, наверное, пока в огородах копался.
— Ясно, — кивнула Сюрр. Кёрт не испытывал ностальгии по детству. — А потом…
— Да, потом началась Война Хаоса. И, наверное, она на меня повлияла… Началась, когда мне было четыре, закончилась в семь. Ты ведь младше, Марья?
— Да, меня тогда не было.
— Так и понял. Время было… тревожное. До того Хаос считался безликой стихией, а тут выступил как враждебная сила. Был нигде и повсюду: заражённые территории, одержимые, чудища, болезни, мутации… Довелось нам изведать и горя, и страха.
— Но в тот раз Сизия выстояла, — журналистка улыбнулась уголком рта.
— Благодаря храбрым людям. В
