недель назад она всё время выглядела так, как тогда, когда рассказывала историю рождения Вундера.
Вундер не мог сосчитать, сколько раз слышал эту историю. Она, разумеется, была записана в Чудесах, причём несколько раз: по мере того как он рос, она обрастала деталями. Летом, когда мама была беременна, она записала одну из её версий. Это выглядело так:
Чудесное происшествие № 1279
Знаешь, Вундер, это моя любимая история. Твоя история.
Она начинается с меня и твоего папы. Мы были вместе со школы и поженились сразу, как только её окончили. Как ты знаешь, я не рекомендую следовать нашему примеру, однако не жалею об этом решении.
Несколько лет спустя мы решили завести ребёнка, хотя сами ещё были детьми. Опять-таки, это не то, что я рекомендовала бы делать, но мы – твой папа и я – чувствовали, что нас переполняет любовь, её было слишком много лишь для нас двоих.
Но шёл год за годом, а ребёнок всё не появлялся. Мы испробовали всё, что смогли себе позволить. Мы обошли стольких докторов. Твой папа молился и зажёг миллион свечей в церкви Святого Жерара. Я пила специальные чаи, ездила в санатории и изо всех сил старалась не слишком переживать. Но ничего не помогало.
Пока десять лет спустя не случилось необъяснимое и невиданное: мы обнаружили, что у нас скоро появишься ты.
Не буду лгать, Вундер, это была непростая беременность. Я всё время болела, и мы очень переживали за твоё здоровье.
Но потом родился ты – голубоглазая, трёхкилограммовая машина для производства какашек, с пушистой головкой – как всегда говорит папа, – и ты был идеален. Ты был совершенно идеален, и мы полюбили тебя так сильно.
Как тебе известно, в твоём папе всегда было столько веры: это всегда давалось ему легко, он был силён в вере. И, как тебе известно, до твоего рождения я не особенно во что-то верила.
Но познакомившись с тобой, я не смогла отрицать, что ты был чудом.
Ты был нашим Вундером.
Когда Вундер был маленьким, он восхищался этой историей: историей о том, сколь желанным он был, как долго его ждали; историей о том, каким особенным он был, о том, как, несмотря ни на что, он появился на свет. Когда он стал старше и мама начинала рассказывать об этом, он перебивал её, стесняясь того, что она проводит рукой по его волосам и спине и так лучезарно улыбается ему. Но она никогда не позволяла ему прервать её, да и он не слишком усердно старался это сделать.
Стеснялся он или нет, но он всегда ей верил. Верил, что он был чудом. Что чудеса случаются. А когда мама вдруг сообщила, что беременна, это показалось ему ещё одним чудом. Это произошло не сразу, разумеется. Почти одиннадцать лет он был единственным ребёнком, почти одиннадцать лет он был центром родительской любви, и сначала новости о том, что всё изменится, ужасно его напугали.
Но мало-помалу радость родителей передалась и ему. Папа снова и снова рассказывал ему истории о том, каково ему было расти с двумя сёстрами и тремя братьями. Мама взяла его с собой на УЗИ, где он впервые увидел малышку, которая вскоре должна была присоединиться к ним.
Да и родители, казалось, не стали любить его меньше. Напротив, казалось, что любви у них прибавилось. Он стал задаваться вопросом о том, каким старшим братом он будет, а как только стало ясно, что у них родится девочка, стал размышлять о том, какой сестрёнкой окажется она. Он стал замечать за собой, что с интересом смотрит на младенцев в магазине и парке, стал замечать, что начал задумываться о том, чему сможет её научить, и о том, каково это – заботиться о ком-то, любить кого-то нового.
Он помогал папе собирать кроватку и устанавливать детское сиденье в машину. Он помогал маме покупать одежду и слюнявчики для малышки. И он, он сам выбрал ей имя. Все они были так счастливы в ожидании, когда она родится. И даже когда визиты к врачу начали учащаться и учащаться, и стало появляться всё больше плохих новостей, и Вундер всё чаще и чаще заставал маму с лицом, уткнувшимся в ладони, и даже когда малышка родилась и всё было так плохо, все только и говорили о её смерти, – даже тогда Вундер ожидал, что произойдёт очередное чудо.
Но этого не случилось. И он не мог оставаться в одном доме с мамой, детской кроваткой и этой вздымающейся волной печали. Поэтому он схватил свой рюкзак со школьными учебниками и Чудесами и вышел из дома.
Глава 7
Обычно Вундер ездил в среднюю школу «Золотой инжир» на велосипеде, но сегодня ему захотелось пройтись. Через лес он тоже решил не ходить. Не хотел видеть кладбище. Не хотел видеть Портал-Хаус. Он отправился прямиком в школу.
Было странно возвращаться туда после двухнедельного перерыва. Совсем не так, как ощущаешь себя, возвращаясь с каникул. Время прошло не бесследно. Он изменился. Он вспомнил, как его описала Фэйт: «не живчик». Выражение «живчик» нравилось ему не больше, чем «гипертрофированная улыбка», но он понимал, что она имела в виду. Раньше он постоянно был счастлив.
Теперь же его душа превратилась в шахматную доску, в комнате его было пусто и он планировал избавиться от работы всей своей жизни. Он очевидно изменился.
В школе его лучшие друзья Томаз и Дейви ждали возле его шкафчика.
– Эй, Вундер, – сказал Томаз, встряхнув волосами. С тех пор как они перешли в шестой класс, у Томаза появились новые привычки: например, тщательно укладывать волосы и подбирать кроссовки под рубашки. – Что происходит?
Вундер не смог придумать ответ на этот вопрос. Он уже две недели не разговаривал с Томазом – он ни с кем из друзей не разговаривал, – но мама Томаза заходила к ним домой за день до похорон. Она принесла цветы, открытку и огромную запеканку, вполголоса побеседовала с папой Вундера и даже постучалась в дверь комнаты мамы Вундера.
И Фэйт сказала, что мисс Шунем рассказала их классу о похоронах. Так что Томаз знал. Скорее всего, все знали.
– Разное, наверное, – наконец сказал Вундер. – То есть ничего. Не знаю.
Он говорил не своим голосом. Голос звучал так плоско, как будто его расплющило под чем-то тяжёлым и холодным.
Дейви, стоя чуть позади Томаза, ничего не говорил, но тихонько помахал и слегка
